Ответные санкции
Шрифт:
Глава седьмая,
в которой герою придётся менять профиль работы и анфас собственного лица
Репортёр: Как вы находите Америку?
Джон Леннон: У Гренландии надо повернуть налево.
Ислам является религией мира и созидания.
Пакистанский кризис застаёт меня в Либервиле. С умным видом разбирающегося во всём на свете человека я созерцаю последние штрихи по превращению круизного лайнера в офф-шорный госпиталь «Бангоран». По правде говоря, в судостроении и в медицине смыслю на уровне более чем поверхностной эрудиции. Проблемы вскрывают специалисты, докладывают, получают втык по поводу недостатков и мчатся их исправлять. Но по традиции большое начальство в моём воплощении обязано лично ступить на палубу, ковырнуть ногтем краску, задать уйму интеллектуальных вопросов типа: что там сверху торчит? А, это мачта… Почему про мачту мне не докладывали? Непорядок! Разобраться и наказать. Во-о-от. Теперь все знают, что начальство бдит и не спускает огрехов, руководящий долг исполнен.
Камалла впервые включает камеру на смарте. Выгоняю корабле-медицинскую толпу и уединяюсь на мостике. Честно говоря, мне приятно видеть её лицо. В той нашей встрече было что-то… настоящее. Я живу в исключительной фальши, и на работе, и в досуге. Засланец российской разведки? Уже ни в малейшей мере. Истёртый винтик государственной машины.
— Наш разговор никто не слышит?
— Сейчас… — убираю громкость на минимум и прижимаю труду плотно к уху. На судне, пока не закончена реконструкция, царит редкостный, чисто африканский бардак. Надеюсь, никто не спрятался под завалом из неустановленного оборудования, посему вероятность подслушивания снизилась до пренебрежимо малой величины. — Да?
— Ты мне нужен в Вашингтоне.
— Тебе или государству?
Рассерженно хмыкает.
— Федерации. Что касается меня, переговорим при встрече.
— Ясно. Что за срочность?
— За новостями следишь? В Пакистане государственный переворот!
— К нам это имеет отношение?
Она шипит рассерженной коброй, увидавшей мангуста.
— Ты специально меня выводишь? Самое прямое! Исламская страна с ядерным оружием попадает в руки радикалов!
— Ну, мы тоже — исламская страна. Если не считать отдельных кефиров типа Министра здравоохранения.
— Кафиров, — машинально поправляет Камалла. — Неверных на востоке зовут «кафир». Или «гяур». Отец не захочет иметь с радикалами ничего общего. Он — за цивилизованный ислам, против религиозных фанатиков.
По-моему, в Бога можно верить только вопреки логике. То есть — фанатично. Знание о существовании мира мёртвых, кстати, не вписывается ни в одну из главных религий, во всех священных книгах загробное существование описано иначе. Мой покойный французский друг, праведник из праведников, уже давно бы вкушал или близость к Христу, или ласки райских гурий, ежедневных девственниц, не глядя на столь же ежедневную дефлорацию. Хотя он не последователь Мухаммеда, поэтому гурии свободны.
— Продолжай.
— Недавно в любой критической ситуации к точке напряжённости плыл американский флот, где морпехи наводили свободу и демократию.
— Ну и пусть плывёт. Если Биг Босс не собирается садиться с ними за дастархан и славить Пророка, он и ракет исламистам не даст. Так что у твоих друзей-демократов руки развязаны. И «Томагавки» — тоже.
— Ты не хочешь задуматься. Именно мы дали мусульманским народам надежду защищать их от крылатой смерти. Отцу не удастся отсидеться в стороне. Тут или-или. Кто не с нами, тот против нас.
О, девочка знает большевистские лозунги?
— О'кей, проблема налицо. Я причём?
Камалла непривычно долго молчит. Если бы говорили по мобилке и по роумингу, как во времена моей молодости, каждый её вздох стоил бы доллар.
— Нужно договариваться с американцами.
— Вперёд! У вас есть целый посол, есть настоящий Министр иностранных дел, попутного ветра!
— Они не могут! Точнее — не хотят. Только исполняют команды, падающие сверху.
Твою ж налево… А Камалле нужен бунтарь-Чегевара, готовый плыть против течения. И никого лучше она не нашла.
— Видишь ли, бесценная. Биг Вождь последнее время ко мне не прислушивается. За год лицезрел его только раз, из верноподданно внемлющей толпы. Я отдалён от венценосного тела. Так что мне остаётся лишь исполнять команды.
Первый раз за весь разговор у неё проскакивает тень веселья.
— Послушный ты наш… Чандрагупту объехал на кривой кобыле.
— Мне лестно, что слухи о моих подковёрных манёврах докатились до округа Колумбия. И?
— Я как старшая дочь заставлю его выслушать. А ты сможешь найти аргументы. Мы должны менять внешнюю политику в корне!
Ага, мои прошлогодние фантазии. Чтобы сместить США с поста жандарма планеты нужно сначала немного посотрудничать с уходящим в отставку жандармом? Подрастерял я энтузиазм, чесслово.
— Конкретно скажи, что ты хочешь. Встретиться с Президентом и убедить его резко крутануть штурвал вправо?
— Примерно так. Я лечу в Банги. Говорим с отцом. Потом с тобой возвращаюсь в Вашингтон. И там наводим контакты. Для начала — неофициально.
— Естественно. Публичный демарш против мусульманской страны он вряд ли одобрит. Предпочтёт с осуждающим молчанием пересидеть в стороне.
Тем более — он сначала посовещается с усопшими братьями по вере. Мусульмане столетиями вырезали друг дружку с не меньшим энтузиазмом, чем кафиров, но отдалившимся от политической борьбы покойникам в первую очередь приходит на ум исламское единство. Может, на том свете сожалеют, что гробили единоверцев оптом и в розницу? С другой стороны, христиане наверняка их превзошли в самоистреблении, хотя бы потому, что христиан больше.
— Ген! Поменяй внешность.
— Тебя не устраивает моя прежняя?
— В ЦРУ работают очень злопамятные парни.
М-да, не могут простить мне, что по безалаберности подстрелили собственного сотрудника.
— Камалла, косметика займёт дня четыре.
— Тем более — не теряй времени.
А если Великий Кормчий не согласится? Прикажет вернуться в стойло здравоохранения? Плевать, реставрирую прежний экстерьер. Оплата не из моего кармана. Но, по-хорошему, Ген Мерз должен вчистую исчезнуть. Новой морде, отпечаткам пальцев и рисунку сетчатки будет соответствовать новая личность.