Ответные санкции
Шрифт:
Прелюдия вторая
— Дед? Это ты?
«Признал… А я как чувствовал. Ни Вовка, ни Ирка ко мне не тянулись. Да не кричи ты. Слышу».
«Деда… Как тебе?»
«Уже никак. Всё кончилось».
«Деда-а…»
«Не реветь, Первая Конная!»
Витя зарыдал в голос. Уж и лето прошло с той весны, и осень началась, а так его не хватает. Мальчик шёл мимо рабочих пятиэтажек и плакал от души, не стесняясь мокрых дорожек на щеках и своего горя. «Первая Конная…» Дед всегда так звал внуков, выстраивая их в ряд на сучковатых палках с деревянными сабельками в руках. Они с криком «ура» неслись рубить головы проклятым буржуинам или хотя бы кустам чертополоха во дворе.
«Деда, ты всегда со мной!»
«Точно. И пока я тебе нужен — всегда буду. И выведу тебя в люди».
«Буду такой как ты?»
Это даже не предел мечтаний. Это — сказка. Дед, суровый полковник НКВД, а потом МГБ и КГБ, начинал в Гражданскую с Будённым, ранен при штурме Берлина… Да на его жизнь выпало подвигов больше, чем у любого киношного героя! Только он не любил о них рассказывать.
«Лучше. Я потерял жизнь, но кое-что обрёл. С тобой мы горы свернём. Только не забывай меня!»
В третьем классе Витя записался в математический кружок, выиграл последовательно городскую, областную и союзную олимпиаду. Мама смирилась, что не вырастила Шахлина.
Отец? Просто пил с каждым днём всё больше. Из инженеров выбился в старшие инженеры, на том поставил точку в карьере. Изрезанный стол в беседке у подъезда, пропахший разлитым пивом, ежевечернее «забивание козла» с помощью костяшек домино в компании таких же пролетариев умственного труда заполнили его жизнь. Витя смотрел на него и отчётливо сознавал детским умом: так нельзя. Из этого нужно вырваться, во что бы то ни стало вырваться.
Математика давалась легко, когда внутри звучал голос, доходчиво рассказывающий про самые сложные формулы, уравнения и правила.
«Деда, ты же никогда математику не знал, мама говорит — таблицу умножения путал».
«Точно! У меня появились отличные учителя».
На том свете?! Витя не задавал лишних вопросов. Ему повязали пионерский галстук, объяснили, что религия — опиум для народа, а истинное бессмертие заключается в совершении подвигов во имя построения коммунистического общества. Дед не вписывался в схему, хоть плачь, поэтому существовал в ином измерении.
Витя учил наизусть «Стихи о советском паспорте», читал сказку про Мальчиша-Кибальчиша и рисовал праздничную демонстрацию у Мавзолея Ленина в день Великой Октябрьской Социалистической Революции. В тайне от всех разучивал премудрости интегрального исчисления, периодически вгоняя в шок учителя алгебры.
В четырнадцать он пробрался вечером в учительскую и одним пальцем настучал на пишущей машинке доказательство теоремы, тянувшее если не на Нобелевскую, то на Ленинскую премию точно. Статью послал в научный журнал и в Академию наук СССР. Реакция последовала, но довольно неожиданная.
— Это квартира Булкиных? Товарищ Булкин?
Молодой человек лет двадцати пяти — тридцати в строгих роговых очках и модном плаще-болонье вошёл в их квартиру, благоухая дорогим столичным одеколоном «Красная Москва».
— Да… Я — инженер Арсений Булкин, — отозвался витин отец, только вернувшийся с профсоюзного собрания, потому трезвый и при галстуке. Чем могу быть полезен?
— Надо же! Обычный инженер и такие идеи…
Москвич представился аспирантом из Академии Наук. Он разливался соловьём по поводу перспективности дела, но только для публикации требуется доработка, рецензирование кем-то из докторов-академиков… В общем, он предложил Булкину-старшему соавторство.
«Скользкий хлыщ. Помню таких по шарашкам. Зэки изобретали, а эти, гладкорожие, присваивали. Хорошо хоть — соавторство. Спёр бы и присвоил вчистую, а там доказывай».
«Ладно, деда. Посмотрим на его физию, когда папа скажет, кто это написал».
«Сомневаюсь».
Дед и при жизни зятя не жаловал. Выходит — за дело. Инженер Булкин гордо приписал себе интеллектуальный труд отпрыска и его странных консультантов.
— Конечно-конечно! Пишите всё что нужно. Если от нас чо требуется — нам пишите. По почте быстренько. Мы тоже быстренько. А с дороги не устали? Пивка, водочки? Маша! Накрывай на стол! Что ж ты копаешься…
«Обскакал нас зятёк, а, Первая Конная?»
Витя повесил голову. Отец поступил не более порядочно, чем уличные гопники, вытрясающие копейки у мелюзги.
Через три года аспирант блестяще защитил кандидатскую и тут же был приглашён в докторантуру. Булкин-старший как соавтор получил честную половину от публикаций, пропил гонорар и тихо помер от инфаркта. Виктор поступил на мехмат, с отчаянием ощущая, как бездарно уходят годы. По уровню знаний он превосходил большинство преподавателей, не считая, конечно, педагогов по ключевым математическим дисциплинам: политэкономии, марксистско-ленинской философии и научному коммунизму.
Глава третья,
в которой герой мечется между «надо» и «хочется», либо между «надо» и «очень надо»
Во всём виноваты евреи — это их Бог нас создал.
Григорий, увидев мой нарочито радостный «иессс!» с резким движением руки вниз, будто дёргаю за цепочку старинного бачка над унитазом, должен догадаться, что операция «внедрение» развивается. Соответственно, засвечивать меня своей сомнительной близостью нежелательно.
Служебные инструкции выше здравого смысла. Вечером в отеле бесцеремонно подсаживается ко мне. Молвит, глядя в упор честными ясными глазами:
— Добрый вечер, земляк. Похоже, тебе повезло. А мне — нет. Поеду в Банги. Если в Корпорацию не взяли, вдруг где попроще пристроюсь. Может, свидимся?