Ответные санкции
Шрифт:
— Позвольте не отвечать, эфенди. Это уже не имеет значения, — Виктора обеспокоило наблюдение мусульманина; арабы в мастерской не обратили внимания на произношение и ошибки, сами болтали по-французски ещё хуже.
— Не буду неволить, христианин… Но что-то в тебе не так. Может — иудей?
— Нет, эфенди. Признаться, я вообще не верю в Бога.
В глазах муллы мелькнула укоризна.
— Прискорбно. Христиане и иудеи тоже ищут дорогу к Богу, хоть идут ложным путём.
Виктор пожал плечами. Каждому своё.
— Неужели не страшно жить в сознании, что смерть уничтожит для тебя весь мир? Что всё исчезнет — для тебя лично?
— Если загробная жизнь существует, то она наступит для меня объективно, верю я в неё или нет.
Мулла грустно улыбнулся одними морщинками вокруг глаз.
— Знакомо. Видишь ли, мы знаем о ней немного, только рассказанное Пророку, мир ему, архангелом Джабраилом. Но все, включая наших оппонентов — христиан, иудеев, буддистов — согласны, что посмертие зависит от прижизненного поведения, и отрицание Бога влечёт дурные последствия. А бегство из Франции означает, что ты и так далеко не безгрешен.
Они говорили долго, потом Виктор зашёл снова. Эфенди умел находить слова, пробивался и через плохой французский автомеханика, и сквозь барьеры атеистического воспитания СССР, замешанного на марксовом девизе «религия — опиум для народа».
Дед не вмешивался, только уважительно отозвался о мулле как человеке незаурядного ума. Само общение с давно умершим родственником сокрушало материалистическое мировоззрение Виктора. Однажды он распрощался с Хамидом, столь же вежливо — со своими мучителями, назвав их братьями перед лицом Аллаха.
Глава пятая,
в которой герой не хочет расставаться с Израилем и одной его жительницей, но даже представить не может, что это расставание вызовет у него ненависть ко всем народам планеты
Международные законы существуют только в сборниках международных законов.
Моисей сорок лет водил евреев по оккупированным палестинским территориям.
Дни складываются в недели. Тружусь кузнецом, кую карьеру в Корпорации. Фея из отдела кадров не зря в меня поверила. «Наш дом Израиль» и Ликуд высказались за размещение ПРО, завтра ожидается заседание кнессета.
Международная реакция разная. Скептики уверены, что защита от ракет не изменит ситуацию вокруг сектора Газа, террористы изобретут новый способ делать пакости. С американцами интереснее. Предложение направить в Алжир ударные средства, упомянутые Фёдором Степановичем в Ясенево, от Корпорации не прозвучало. Янки в щекотливом положении. Кричать на весь мир, что к Средиземному морю едут противокорабельные ракеты, не кошерно, выдаются шпионские источники информации.
Нас обвиняют в нарушении международных законов. Каких?! Любая страна вправе оказывать другой помощь вооружениями, если та не находится под санкциями с благословения ООН. А разве законно присылать к чужим берегам флот и грозить бомбёжками во имя мира и демократии? Госдеп костерит во все дыры проект Корпорации по оказанию антиракетных услуг на аутсортинге и выглядят глупо. Вашингтону не привыкать.
Нас обвиняют… Нас! Без году неделя здесь тружусь, а гляди-ка — проникся. Готов рвать рубашку на груди с радостным воплем «за ридну центральноафриканщину», хоть в Африке ни разу в жизни не был, даже в Хургаде.
В порыве лояльности иду к шефу и достаю из рукава козырного валета. Этот козырь — единственный и скоро протухнет, а его использование чревато массой проблем по установлению связи с СВР, если не вообще с возвращением в Россию. Но что-то меня подталкивает изнутри. Надо! Элеонора здесь который год. Фактически — в бэк-офисе. Информирована больше меня, но не намного, я чувствую. Основные события происходят там, в четырёх или шести градусах севернее экватора. Мне нужен фронт-офис.
Повезёт — уеду, она останется здесь, отфильтровывать ботаников с вялым прессом и мускулистыми мозгами. В душе шевелится сожаление, не скрою. Нас почти ничего не связывает, невинный ужин, она мне его презентовала авансом, до превращения в самца-мачо. Израиль, кстати, оказался весьма приятной для проживания страной, кроме жары и постоянного опасения, что очередной палестинец по соседству нацепит пояс шахида и громко скажет «Аллах акбар!» Но расставание с Элеонорой уколет больше, чем с Землёй Обетованной.
Глава тель-авивского представительства заседает этажом выше. Номинально между нами затесался бюст Мэрилин, но случай располагает пренебречь многоэтажной субординацией.
— Позвольте, босс?
Араб, представительный мужчина крупного роста. Седина и морщины на лбу обозначают возраст за пятьдесят. Если проходил профилактический ремонт, то омолаживался бы? Раз медицинские услуги для топ-менеджмента доступны, есть какой-то особый шик не менять внешность. Как говорит Элеонора, сохранять индивидуальность.
— Новенький? Что-то срочное?
— Средней срочности, сэр. Но заслуживающее вашего непосредственного внимания.
Приглашающий жест направляет в удобное кожаное кресло. У него всё такое — строгое, дорогое, без малейшей няшности. На полке виднеется несколько бумажных книг, включая корешок Корана.
— Я отправил на ваш мейл обзор международной реакции по открытым источникам. Рекомендую временно воздержаться от установки в Алжире противокорабельных ракет, ограничиться ПРО и ПВО.
Смотрит строго, глубоко скрывая эмоции. Вычленяет главное.
— Откуда вам, мистер Мерз, при начальном уровне доступа к конфиденциальной информации, известно об ударном оружии?
А вот и мой Икс-дей. Или Рубикон. Или… Если ещё хоть секунду буду колебаться, не решусь и совру, что случайно слышал разговор на коридоре. Поэтому прыгаю головой в омут.
— От высокопоставленного офицера российской разведки в их московской штаб-квартире.
Финальная статичная сцена из гоголевского «Ревизора» не удаётся, мало народу на сцене, и босс не намерен держать паузу.