Ответные санкции
Шрифт:
Босс первый раз позволяет лёгкую полуулыбку, я открываю рот в надежде вывалить на него поток вопросов, но он прерывает рандеву.
— Вынужден откланяться. У нас сейчас аврал на всех уровнях, идёт жестокая проверка. Вами займётся другой сотрудник, чья лояльность больше не вызывает сомнений, — сопровождая уход рукопожатием, начальство поощряет меня комплиментом. — Новости смотрели? При выработке алжирской политики учтены ваши предложения. Мы промолчали о противокорабельных ракетах, а удар американцев отражён только на девяносто четыре процента.
— Но
— Принимающие решение сочли, что смерть гражданских придаёт убедительность следующему шагу: открытому оказанию военной помощи алжирскому правительству, включая поставку ударных систем. Завтра с утра напишем проект официального заявления МИД.
Он удаляется, я смотрю вслед.
Американцы — «плохие парни», в этом уверен весь мир, кроме них самих и пары-тройки неискренних союзников. Мы имели возможность предотвратить смерть гражданских, но принесли арабов в жертву. Для кого-то они не люди, а чумазый расходный материал! И я способствовал, что их пустили на мясо…
Конечно, если бы наши военные не вмешались, жертв было бы раз в двадцать больше. Неделю назад «Африканский ответ» перехватил ракеты близ Сектора Газа, возможно — спас каких-то евреев. Так что баланс добра и зла как бы на моей стороне… Додумать неприятные мысли мне не даёт знакомый женский голос из-за двери, говорящий по-русски.
— Не помешала?
Сердце подпрыгивает, забивает гол в несуществующие ворота и продолжает стрелять частыми очередями. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть…
Именно она заманила в местный филиал гестапо. Она же и спасла. Минус один балл и плюс один балл в результате даёт ноль, остаётся неприятный осадок толщиной в километр. Ладно, посмотрим.
Удивительно, смотреть приходится сверху вниз. Дабы не смущать коротышку, обулась в балетки? Ничего подобного, цокает каблучками сантиметров по десять, не меньше. Босоножки белые, как и открытое платье, на шее прозрачный платок.
— Не помешали. Если, конечно, вслед за вашим предложением пообщаться мне не выстрелят в глаз.
— Ваше право, Геннадий, меня подозревать или ненавидеть.
Отступаю вглубь комнаты.
— Будем считать, что вы с непередаваемой искренностью уверили меня, типа даже не подозревали о планах ЦРУшников крушить мои рёбра, а я охотно вам поверил. Что дальше?
— Ваше право, — повторила Элеонора, не балуя разнообразием текста. — Но чтобы уяснили, насколько всё отличается от ваших обычных представлений, начну с главного. Потом, если откажетесь работать со мной, ван Даймон отнесётся с пониманием.
— Грузите! — позволяю великодушно, отчётливо сознавая, что уступил половину поля сладкоголосой фее. А ей только плацдарм захватить. Присела на стул, освобождённый прошлым визитёром, и так закинула ногу на ногу, демонстрируя идеальную коленку над столь же идеально выбритой голенью,
— В самолёте вы находились около трёх минут в состоянии клинической смерти. Никого там не встретили? Между тем, многие из реанимированных делятся впечатлениями. Обычно их списывают на галлюцинации умирающего мозга. Похожие переживания проскакивают у экстрасенсов, но им особо не предают значения. А зря. В Баминги установлена аппаратура, обеспечивающая контакт с загробным миром.
— Спиритический компьютер — это и есть Некрос? — я кусаю себя за губу, сдерживая ухмылку и желание схохмить.
— Некрос — это примерно то, что академик Вернадский называл ноосферой. Религиозные мыслители говорили о прибежище душ умерших людей, преддверии рая и ада. Если опустить подробности, наши умники заставили работать на Университет Корпорации интеллект умерших гениев. Отсюда и технологический прорыв, ракетные системы, опередившие американцев на полвека. А также медицина, обеспечившая моё превращение из серой мыши в модель и ваше скорое исцеление. Скрепляя ломаные кости, вам роста прибавили. Впечатляет?
Скрывая шок, шагаю к зеркалу, типа внезапно возникла необходимость что-то рассмотреть на обновлённой физиономии. В отражениивидна Элеонора. Наслаждаешься? Четыре года назад и тебя так огорошили, теперь в отместку стебёшься над новобранцами.
Марксизм давно перестал считаться государственной идеологией, но прагматический реализм, зашитый в основу сознания, никуда не делся. В церковь ходил за компанию, не вникая, просто — как другие. Элеоноре не поверил бы ни на грош, если бы заливала, что вызвала подкрепление в пустыню из тёплых чувств ко мне. А тут вижу: правду говорит. То есть всё ощущение мира, твёрдого, незыблемого, одномерного, материального… короче — привычного, проваливается в тартарары.
От пережитого, от контраста пытка-смерть-воскрешение, от видений убитых мной людей, а может — и от воздействия каких-то лекарств, не знаю, что там наизобретали эти мёртвые авиценны, вдруг жестоко подскакивает либидо. Просторные больничные шаровары сейчас прорвутся спереди…
Элеонора — дрянь. Способна подставить ради своих целей. И одновременно фантастически притягательна. Не из тех, кому посвящают стихи и платонические чувства. Желание наказать её просто затопляет разум. Наказать! Жестоко! За всё!
— Вы что…
Больше ничего она не успевает сказать. Я буквально впиваюсь в неё. Срываю одежду, едва не разодрав в клочки. Обдираю грудь щетиной. Кусаю соски. Швыряю на кровать. Сам не просто вхожу — влетаю. До боли, до хрипа! Сжимаю так, что кости трещат — её и мои. Плевать, что больница, что незапертая дверь, что могут войти, услышать с коридора, что видеокамеры…
Не просто кончаю — взрываюсь. И не могу успокоиться, начинаю второй раунд, не выходя после первого. Не меняя позы — некогда. Сильнее… Глубже… Чаще… Ещё!