Ответные санкции
Шрифт:
— Думали — убьёте своего коллегу и очиститесь от подозрений?
Жестокий удар по рёбрам, там что-то хрустит. Бок разрывает невыносимой болью. Старается африканский кадровик. Ненавижу всю его расу!
— Это стандартный шпионский приём, пожертвовать второстепенным агентом ради внедрения главного.
Вацлав, садюга, лупит между ног. От непереносимой муки меня скрючивает, отчего в боку натурально взрывается граната. Ненавижу ляхов!
— Мистер Ген, кто должен был выйти с вами на связь в Банги после внедрения? Прошу, ответьте им, и я вызову парамедиков, — голос принадлежит Элеоноре, но меня приподнимают и встряхивают мужские руки. Удар кулаком бросает меня на песок. Ненавижу Элеонору и Украину!
Чья-то нога наступает на горло. Вцепляюсь в неё обеими руками, пытаюсь спихнуть… Ага, еврейский водитель старается, их тоже ненавижу! Ну, где Мэрилин, может — и она развлечётся? Словно все сговорились поучаствовать в экзекуции…
Удар — вопрос. Удар — вопрос. Молчу или мычу нечленораздельное. Постепенно подхожу к грани, когда мечтаешь о смерти, лечь бы рядом со Гришей, ему уже всё равно, и ничего не болит… Удар — вопрос.
Всех ненавижу! Особенно — наших, русских, засунувших меня в эту траханую задницу.
Вдруг побои прекращаются. Я их почти уже не чувствовал. Странно, что не выключилось сознание. Умелые, говнюки, не впервой пытать… С трудом раскрывается левый глаз. Поле зрения закрыто пистолетным дулом. Очки потерял, но и без них различаю нарезы на стволе. Именно они закрутят пулю, которая…
— Прощайте, мистер Ген. Мне не нравилось с вами работать.
Слова Мэрилин тонут в грохоте и огне. Вспышка, будто мозг разорвало изнутри, и опускается тьма.
Прелюдия пятая
Танкер под иракским флагом прибыл в порт, где на каждом шагу полощется другой флаг — звёздно-полосатый.
— Прощай, брат! — напутствовал его боцман. — Да поможет тебе Аллах.
Паспорт моряка позволил сойти на берег. На этом легальная часть путешествия завершилась. Виктор стал незаконным мигрантом. По американским законам, его должны отправить в страну происхождения, если попадётся. Либо откуда прибыл. С одним исключением — в СССР никого не депортируют, даже во время Разрядки Госдеп сохраняет официальную позицию, что Советы нарушают права человека.
Первый месяц весны 1977 года прошёл в страхе перед каждым патрульным в ожидании суровой реплики: ваши иммиграционные документы? Виктор старался отворачиваться от полицейских, даже если они махали жезлом среди улицы, разгоняя очередную пробку.
Брата мусульманина приютило семейство выходцев с Ближнего Востока. Работал он тоже по-братски, убираясь в кафе и на бензоколонке. Как нелегалу, ему причиталась всего пара долларов в час. Он терпел и складывал мятые долларовые бумажки в потайной карман, а в потёртом бумажнике всегда лежала пятёрка для весёлых чернокожих парней, что периодически показывают ножик, изымая бумажник. Америка — страна великих возможностей, и каждый реализует эти возможности по-своему.
Когда накопилась целая сотня баксов, а на распродажах куплена мало-мальски сносная одежда, позволяющая не выглядеть бродягой или хиппи, Виктор накидал горсть мелочи в автомат и набрал парижский номер.
— Сожалею, месье. Мадам Жоли умерла.
Вместе с ней погибла возможность устроиться, наконец, на работу по специальности за счёт старых контактов французского R'esistance, движения Сопротивления времён Второй Мировой, связь с которым устанавливал дед.
«Что делать будешь?»
Покойный разведчик беспокоил внука нечасто, загробное существование учит терпению и деликатности. Виктор справлялся сам.
«В этой стране нужны деньги. Они решают всё».
«Есть идеи?»
«Конечно. Но надо отложить хотя бы ещё сотню перед тем, как двинуться в путь».
Судьба распорядилась иначе. В семью, предоставившую Виктору кров и работу, в тот же день ввалилась пара крепких арабов, пожелавших познакомиться с нелегальным мигрантом. Они без особых предисловий заявили: ты должен потрудиться во славу Аллаха, стать настоящим героем, вроде тех, что перебили жидовских спортсменов на Мюнхенской Олимпиаде. Попросту говоря, предложили влиться в одну из радикальных группировок. От таких предложений отказываться не принято.
Джихад? Но алжирский мулла толковал, что умные люди выступают исключительно за бескровный джихад, усиление ислама мирными средствами. Газават, он же малый джихад, уместен лишь тогда, когда мусульман убивают, и не остаётся другого выхода. Соединённые Штаты не встретили Виктора с распростёртыми объятиями, но никто его особо и не притеснял.
Ночью он ушёл из городка, прихватив сумку со сменой одежды. На рассвете несостоявшегося моджахеда подобрал дальнобойный грузовик. Длинная-длинная дорога с разговорчивым водителем и бесконечной рок-музыкой понесла Виктора на Запад.
«Как наши дела, деда?»
«Ты не представляешь, какие трудности мне создаёшь! — ворчливо ответил усопший. — Загробный мир — не Ленинский проспект. Здесь ни у кого нет лица, запаха, голоса. Только отпечатки разума».
«Знаю, ты миллион раз говорил. Всё равно, что чёрную кошку искать в чёрной комнате».
«Именно! А ты думаешь — как в телефонном справочнике? Нашёл номер и позвонил?»
Но старый опер НКВД смог когда-то отыскать в Париже, переполненном беженцами, дезертирами, перепуганными горожанами и оккупационными войсками, мужественных людей, готовых бороться с нацистами, невзирая на опасность очутиться в застенках гестапо. Понятное дело, на том свете не утратил профессиональной хватки. Покойным опасности не грозят, и среди них встречаются оригинальные экземпляры. Им не смерть страшна, а мрачная перспектива — более не увидеть зелёные столы, не слышать шорок фишек и заветных слов: «Ставки сделаны!»
Глава шестая,
в которой герой узнаёт об иной стороне бытия
Не ищите женщину — она найдётся сама.