Ответный удар. Дилогия

Афанасьев Александр

— Да?

— У меня есть кое-что, о чем Джейк не просил. Но чтобы его обязательно заинтересовало.

Американец подозрительно посмотрел на меня

— Что именно?

— На меня вышел человек с целью обмена. Обмена информацией. И я так полагаю, что он из МОССАДа.

Неверие в глазах постепенно сменяется заинтересованностью.

— Откуда вы знаете, что он из МОССАДа?

— Знаю, потому что это мой старый друг. Он бывший русский, эмигрировал в Израиль. Фактически, он мне сам признался. Суть сделки в чем: доступ к нашей агентуре здесь в обмен на списки ваших доверенных лиц. Ваших — то есть ЦРУ. В Москве.

Заинтересованность сменяется настороженностью и недоверием

— Это несерьезно. Скорее всего, это провокация в вашу сторону. Вы записали разговор?

—

Возможности не было. Я был… скажем так, не совсем свободен. Но есть кое-что другое. Первое — я знаю, что ваше посольство, точнее служба безопасности вашего посольства постоянно отслеживает ситуацию вокруг, используя скрытые камеры наблюдения — это делается на случай оставления заминированной машины или возможной концентрации боевиков для нападения. Так вот, меня похитил МОССАД прямо от американского посольства, совсем рядом от входа — я называю дату и приметы машины — у вас в компьютере должен быть включен первичный автоматический анализ изображения. Если то, что произошло не модель подозрительного поведения — то я не знаю, что это. И тем не менее — ничего предпринято не было. Я вам советую поискать в компьютерах за этот день и посмотреть запись. А если ее нет — выявить, кто и когда ее удалил. Похитить человека прямо от американского посольства — это уже слишком.

Американец кивает.

— Неправдоподобно, но проверю.

— И второе — самое сладкое я припасаю напоследок, я ведь до сих пор не дал ничего, что можно проверить — поскольку я, как и вы, проявил серьезное недоверие к предложенному товару на обмен, этот человек дал мне некий товар на пробу. Сейчас, я отдаю его вам.

С этими словами — я отдаю американцу флешку. Флешка защищенная, перекопированная — я снял всю информацию, на ней находящуюся банальным цифровым фотоаппаратом и перекинул на другую флешку в виде снимков с экрана — настоящих, а не принтскрином сделанных. Это единственный способ с гарантией не дать ниточку, которую можно разматывать дальше. Ничего кроме информации — американцы пока не получат.

— Здесь имя. И информация. Один человек. Отошлите это в Лэнгли и посмотрите, как они прореагируют. Если никак — значит, мне подсунули туфту и беспокоиться не о чем. Если поднимутся на ноги — есть основания беспокоиться, верно?

Американец кивает

— Верно. Что такое туфта?

— Недостоверная информация. Идите, и делайте свою работу. Помните, что если брать ситуацию в целом, мы с вами на одной стороне. Боремся с одним врагом. И если ваши или мои начальники думают по-другому — это потому, что им не приходится работать на земле, в таких местах как это. Не приходится утром лезть под машину, чтобы проверить, не подложили ли чего в нее нехорошего. У нас и так достаточно врагов, чтобы видеть врагов друг в друге.

Американец ничего не ответил

— Сегодня я у вас ничего не прошу. Но для дальнейшего нашего сотрудничества — вы тоже должны со мной чем-то делиться, это дорога с двухсторонним движением. Меня интересуют любые террористические группировки и любые угрозы в этом регионе. Ваши действия и ваши интересы — меня не интересуют, мне нужна информация, чтобы действовать. Против наших общих врагов, а не против вас. Все ясно

Американец кивает

— Так вас все таки подвезти куда-то.

— Не надо. Пройдусь.

— Напрасно. Возьмите такси. Здесь все еще небезопасно. Удачи…

Выхожу из недостроенного здания, приветливо машу рабочим, показываю большой палец. Дохожу до машины, присаживаюсь на корточки и внимательно изучаю, что вижу. Может быть, у меня паранойя — но посмотрим, какая будет у вас после трех покушений на убийство. Под днищем — ничего нет, почти даже грязи нет. Машина совсем новая.

Сажусь в машину, ставлю в мобильник аккумулятор, рабочую СИМку, смотрю на не прошедшие звонки, и вид их меня не радует. Восемь звонков от товарища полковника, блин, моего шефа. Значит, либо койка в белорусском посольстве не такая удобная, либо что-то произошло.

Делать нечего, приходится перезвонить. Шеф отвечает крайне раздраженным голосом, судя по фону — он в своем кабинете.

— На связи.

— Б… какого черта? Какого черта ты отключил мобильник!

Дорогой мобильный оператор. [101] Но говорить этого не стоит — шутки с начальством хороши до определенного предела.

— По необходимости. У меня была встреча.

По какой бы ты линии не разговаривал, даже по защищенной — надо соблюдать культуру связи. Это святое правило. Если будешь болтать лишнее по закрытой связи — сам не заметишь, как сболтнешь лишнее и по открытой. Не стоит например пользоваться специфическими терминами, такими как «оперативная необходимость» — достаточно сказать просто нейтральное и ни к чему не обязывающее «необходимость». Двадцать первый век на дворе — век конца прайвеси, [102] тотального прослушивания, и чаще всего — первую фильтрацию делает компьютер на основе слов и фразеологических моделей, определенных как подозрительные. Научись не употреблять их — и выпадешь из поля зрения Старшего Брата…

101

Из широко известной рекламы мобильного оператора Теле2

Персидский залив. В арабском мире его никто так не называет — только Арабское море

102

Права на тайну личной жизни. Сейчас оно все более и более нарушается, особенно это видно в США. Американские судьи выдают ордера на слежку за неназываемыми лицами, на прослушивание неназываемых лиц — до 9/11 это было немыслимо. Шутники уже переименовали предвыборный лозунг Б. Обамы «Yes, we can» в «Yes, we scan». Но смешного тут мало, терроризм побеждает уже потому, что вселяет в общество паранойю, страх, лишает людей свободы даже косвенно.

Не оригинальные, а китайские версии Блекхоков, которые к тому времени уже производились. На поставку оригинальных американцы наложили вето. Блекхоки использовались как более экономичные машины, когда нужно было перевезти 10–12 человек

— Немедленно сюда! У нас чрезвычайная ситуация.

Прокол. Я бы сказал — беда.

— Понял. Еду.

Блин, ну что еще там. Не понос, так судорога…

Ирак, Багдад

25 мая 2019 года

…На наших знамёнах — свастичный крест.

Последних приколем штыком к горам.

Благословляет воинов храм.

Перчатки латной святая месть.

В объятье пальцев эфеса медь

И на лице — ятаганный шрам.

Набатом солнце гудит — «Пора!»

Разливом — русские роты окрест…

В оперативном центре — переполох, все стоят на ушах, и это плохо — много шума чаще всего бывает из ничего. Во дворе — собирается колонна, неслабая такая колонна. Головной БТР — поводит своей пушкой. Что касается моего опыта, то я такие вещи оцениваю скептически: сразу засекут местные и сообщат, куда надо. А аль-Малик — знает нас, знает наши методы, черт возьми — он один из нас. И как только наблюдатели у дороги сообщат о конвое, о вооруженном БТР — он сразу смоется. И все.

Меня конечно слушать никто не будет. Тут все сами с усами и ж… с волосами. Как-то так.

У конференц-зала меня перехватывает Павел Константинович. Потный, злой, глаза как у собаки, у которой отняли кость. Из-за неплотно приоткрытой двери доносится голос Васнецова: начальство вещает. Остальные — с умным видом слушают, изображают решительные и готовые на все рожи, записывают в блокнотики поручения, готовые прямо встать и бежать. Лично меня — от всего этого начинает конкретно мутить…

— Пошли!

Заходим в кабинет. Холод выставлен на полную, волна почти морозного воздуха обрушивается на меня, только прибывшего с улицы, с тридцати с лишним градусов жары, угрожая воспалением легких. Павел Константинович — в свеженькой рубашке с короткими рукавами, видимо, с утра не выходил из оперцентра — выключает морозилку…