Ответы на вопросы православной молодёжи
Шрифт:
Монашество — это ведь… это как плотина. Как вода сначала сдерживается плотиной, копится за ней, но затем и перехлестывает через нее на более высоком уровне, так и человек поднимается над ограничениями, которые он себе ставит. Можно уйти вниз и начать эту плотину подмывать, а можно через нее перелиться — и тогда ты можешь все. Принцип церковной жизни прост: стань святым — и делай что хочешь. Ограничения же просто указывают направление для роста: вверх. Без ограничений… это, понимаете, как если бы вы стали опираться на мягкий костыль. Костыль должен быть твердым — и так же тверды должны быть границы, вами себе поставленные. Ведь это ваш добровольный выбор, в конце концов: выбор направления роста. Печальнейшая из альтернатив — это никуда-не-направленное разбухание.
— Отец
— Православие воспринимает все совершенно иначе. Нравственность в христианском понимании во многом связана с идеей обновления совести — от сожженной совести к обновленной, преображенной совести, которая может подсказывать, в чем на самом деле смысл — смысл твоего поступка, смысл этого дня, смысл твоей жизни. Понимаете, это только для людей с больной совестью совесть есть нечто осуждающее. То, что совесть не столько подсказывает, что нужно делать, сколько говорит: «Знаешь, так делать все-таки нельзя». Но это как раз есть некий признак болезни, атрофии нравственного чувства.
А если у человека есть живая нравственная интуиция — это даже не совсем то, что принято называть смыслом жизни — скорее, смысл на всю жизнь. Иными словами — это такой смысл, к которому можно было бы обращаться каждый день, а не только раз в год. Поэтому такая нравственность носит положительный характер, а не отрицательный. Тогда человек потихонечку дорастает до того состояния, о котором в Евангелии Христос говорит: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая». То есть добро и свет настолько естественно струятся из человека, что ему даже не надо как-то особо задумываться над тем, как поступить — так или иначе.
Если такое состояние души у человека есть, тогда следование нравственным предписаниям оказывается неустранением, но творчеством. Тогда этическая жизнь человека перестает быть слаломом между запретными столбами и становится тихим излучением сердечного света.
Вот здесь мне кажется главная разница между православным опытом нравственного богословия и светской этикой. Светская этика представляет собой набор именно запретов: «Того не делай, этого не делай», а почему — на светском уровне всегда очень тяжело объяснить. (Почему? — Ну, нельзя и все!) Православный же может пояснить, что человек может потерять, а что он может приобрести. Смысл этого различия кроется в том, что в православии есть установка на внутренний, личный опыт человека, а не на некую социальную санкцию. Ориентация не на то, что там общество скажет (учителя, родители, газеты), а на то, что где-то в твоем сердце появится свой внутренний свет, своя духовная радость.
— Отец Андрей, расскажите, пожалуйста, о самом страшном грехе — об убийстве любви.
— Православная Церковь не очень охотно употребляет слово «любовь», чтобы оно не затиралось. Бывает тошно читать западных проповедников, которые пользуются словом «любовь» слишком часто. Православная традиция более целомудренна. Скажем, в классической монашеской книге «Лестница» преподобного Иоанна Лествичника» перечислено тридцать степеней восхождения в Царство Божие. Последняя из них называется «любовь». Начинается она с фразы: «Тот, кто дерзает говорить о любви, дерзает говорить о Боге».
Убийство любви прежде всего происходит через гордыню и осуждение. Чтобы избежать превознесения, нужно поставить себя в перспективу вертикали по отношению к Богу. «Кто ты, судящий чужого раба, перед лицом Бога?» — вопрошал апостол. Вот еще старая история (из «Древнего Патерика»): приходит к старцу человек и спрашивает: «Что означает быть смиренным? — Старец говорит: Скажи, пожалуйста, у себя в деревне ты кем себя почитаешь? — Я — первый человек, самый богатый, знатный, уважаемый. — А если ты поедешь в уездный центр, ты кем там будешь? — Там я буду одним из самых уважаемых горожан. — А если ты поедешь в губернский центр, кем ты там будешь? — Тоже одним из уважаемых горожан. — А если поедешь в столицу? — Наверное, я буду себя ощущать плебеем. — А если зайдешь в царский дворец? — Там я буду ощущать себя ничтожнейшим из слуг. — Так как же ты должен ощущать себя перед лицом Бога, Царя царей? А перед Его лицом мы ходим всегда». Поэтому если ты помнишь о Боге, ты не будешь уже превозноситься. Перед Богом ты и тот, кого ты ставишь ниже под собой, равны. А в замысле Божьем, может быть, той душе еще больше предназначено, чем тебе.
— Почему такая, казалось бы, вполне нравственная и полезная программа, как программа полового воспитания школьников, со стороны Церкви вызывает довольно резкое неприятие?
— Во-первых, уже из американского опыта видно, что такие программы не делают общество даже физически более здоровым: статистика показывает, что со времени введения подобных программ в американских школах число венерических заболеваний там не уменьшилось, а возросло. Возросло также число изнасилований и подростковых абортов. Американцы это заметили и отреагрировали. И вот — именно в то время, когда в России пробуют ввести «половое воспитание», конгресс США голосует за выделение миллионов долларов на проведение в американских школах программы воспитания в духе целомудрия. Что же касается введения программы полового воспитания в наших, российских школах, то мне кажется, что это еще один шаг на пути к расчеловечиванию. Потому что человек не может быть человеком, если у него нет какой-то тайны. И конечно же, одна из главных тайн подростков, их маленький секрет, который они прячут от взрослых, это то, что они уже взрослые. Они уже не дети, они уже «всё знают». И для мира подростков как раз характерна стеснительность в этих вопросах.
В публичной бане без штанов будут ходить или маленькие дети, или взрослые мужики. Подросток же ни за что с себя плавки в бане не снимет. И вот эти сеансы массового раздевания — пусть даже на уровне слов, картинок — это разрушение естественной потребности человека в тайне. Ведь все-таки не случайно сексуальная сфера в самых разных традициях, совершенно далеких от пуританства, весьма далеких от христианства, всегда была окружена системой разнообразных табу. Именно эта область почему-то всегда воспринималась как имеющая прямое, непосредственное отношение к религии. А где религия — там мистика, там тайна.
Посвящение во взрослые всегда было таинством, а не просто раскрытием давно всем известных сексуальных секретов. В упомянутых же программах с самого начала предлагается заведомо профанный, бесчеловечный язык — язык чистейшей механики, физиологии… Вместо тайны любви речь идет о секретах секса.
И поэтому мне кажется, что это еще один шаг на пути к «макдональдизации». Сегодня в России более чем достаточно источников для желающих подростков узнать все, что их на эту тему интересует. Более чем достаточно всевозможных книг, журналов, видео продукции. Поэтому совсем не обязательно вводить все это в школе. Кроме того, у массовой школы есть такой талант — убивать все, чего она касается. Будь то Пушкин, будь то закон Божий. Если хотите, чтобы было воспитано поколение атеистов — введите обязательный Закон Божий. Хотите воспитать поколение импотентов — введите школьное половое воспитание.
И, знаете, при виде обилия РАПСовских агиток с рекламным слоганом «Твой друг — презерватив», приходит на ум народная мудрость: скажи мне, кто твой друг, и я скажу — кто ты…
— Но ведь смысл данной программы, как я понимаю, в том — что «раз все это естественно» — значит, все это необходимо знать…
— Я просил бы помнить, что слова естественный, естество имеют два совершенно разных смысла, взависимиости от того, употребляются ли они в богословском контексте или в светском. В богословской речи естественным называется то, что происходит по Богозданному естеству человеческому.