Ответы на вопросы православной молодёжи

Кураев Андрей

В.Легойда: (Я хочу в этой связи, тоже предъявить определенные претензии.) Искусство создает свою реальность, и новому герою стремятся подражать. Создание героя — это как канонизация в церкви — акт педагогический. Тем самым мы можем корректировать жизнь. Я вспоминаю документальный телефильм о съемках «Брата», который показывали по РТР, кажется. Вы, Сергей, в интервью назвали основные принципы Данилы, в числе которых, но не на первом месте, патриотизм и правда. После этого комментатор, резюмируя ваши слова, из шести принципов взяла два, причем не те, которые вы назвали первыми, и заявила: «Итак, главные принципы героя — это патриотизм и правда!». Вот такая

получается «раскрутка» и фильма, и образа… Очень легко спрятаться за словами: «Мы имеем таких героев, которых заслуживаем!». Но мы ведь сами создаем этих героев. Поэтому мои, если угодно, претензии не к образу героя, а к тому, КАК его преподносят, КАК его делают героем. В общем, к этому самому эху, о котором мыф сегодня говорим. И в этом смысле я с Вами, Сергей, согласен — такое эхо надо гасить…

Г.Казанцев: У меня первая ассоциация с Данилой была Иванушка-дурачок, который все время ходит и добивается правды. И при этом у него все само собой получается: то ковер-самолет прилетит, то печка прибежит… Американские фильмы тоже раскручиваются на образе «Иванушки-дурачка», который борется за справедливость и, в конце концов, ее восстанавливает. Но встает вопрос о методах. Мне в «Брате-2» понравилось все, кроме сцены в клубе, когда Данила перестрелял там невинных людей…

З.Мигранян: Правда, он не выстрелил в того, который закричал: «Не стреляйте!»

Г.Казанцев: Если бы он своих врагов у всех на глазах четвертовал и перерезал, это было бы, по крайней мере, понятно. Но совершенно невиновных людей…

С.Бодров: Я готов с вами во многом согласиться, но давайте я буду защищать фильм, чтобы у нас дискуссия получилась. Прозвучало слово «педагогический». В русской культуре сложилась традиция, что у художественного произведения существует некая миссия. Писатель — это пророк, книга — учебник жизни и т. д. Мы — те, кто снимает кино, кто снимается, кто пишет — должны это знать и быть вдвойне осторожными. Но когда режиссер Балабанов снимает кино, он в меньшей степени думает о каких-то безумных тинэйджерах, которые после этого могут взять в руки оружие. Он думает о том, чтобы снять кино. Есть художники, которые могут четко объяснить, о чем их произведение. А есть художники, которые не в состоянии четко сформулировать словами, что они хотят сказать, поэтому они снимают кино.

Я хочу повторить свою мысль: мы, комментаторы, должны сбивать «эхо» от фильма. Ведь жизнь гораздо многообразнее. Не надо упрощать картину мира, какой ее видят тинэйджеры. Не надо думать, что люди воспримут это буквально. Они пришли в кино отдохнуть, а не учиться жизни.

Отец Андрей: При этом можно говорить и о положительном эффекте фильма «Брат». Во-первых, огромный плюс то, что предлагается мышление в категориях «мы» — «они». Мы правы, потому что это Мы, без всего остального. Может быть, это животные инстинкты, но совсем без них нельзя.

С.Бодров: Да, такое вот первоначальное, первобытное, первое какое-то… полслова…

Отец Андрей: Совершенно верно. И меня это радует, потому что сейчас это необходимая вещь для выживания страны — чтобы «мы» ассоциировались не только с «как у нас все плохо!» и «как там хорошо!».

Второй плюс фильма — это четкое отвержение толстовства. Толстовства не как философии (кто его читает сейчас, Льва Толстого?), а как той популярной идеологии, что надо всегда уступать, что допустима только политика переговоров, уступок и компромиссов,

что нельзя обижать бедных боевиков и т. п. В «Брате» признается правомочность и действенность силового подхода. Я считаю, что это хорошее «эхо» этого фильма.

Минусы, на мой взгляд, связаны не с тем, что в фильме есть, а с тем, чего там нет. Здесь я вижу две проблемы.

Первая: Данила не теплокровное животное. В биологии есть закон, который гласит, что уровень совершенства живого организма определяется мерой его независимости от внешней среды. Когда температура моего тела равняется температуре окружающей среды, то я очень зависим. А вот если я теплокровное существо, то тогда мне не важно, плюс 20 или минус 20 вокруг меня; у меня всегда есть мои 36.7. Так вот, Данила в этом смысле хладнокровное животное. Та система ценностей, которую он усваивает, равно как и его реакция, обусловлены контекстом его жизни — его семейного воспитания, его армейского опыта и последующих контактов. То есть Данила не протестант. Он коллаборационист в самом главном, сколько бы он ни стрелял. В сердце своем он коллаборационист, потому что он принял эту «криминально-рыночную» систему ценностей.

Вторая проблема: в отличие от предыдущих «героев нашего времени» у Данилы нет внутреннего конфликта. Согласно русской традиции, не может быть героем человек, у которого нет рефлексии, у которого нет стука совести. У персонажей, прошедших мясорубку Великой Отечественной войны в лучших фильмах, в лучших книгах это было. Даже в окопе, даже в той священной войне вдруг появляется переживание по поводу противника, этого парнишки, моего сверстника, или человека, у которого дети там, в Германии. Могу ли я и должен ли я его сейчас убить или нет? Но Данила беспроблемен — в нем нет внутреннего кризиса, нет внутренней оценки того, что происходит.

Если бы затевалась третья серия фильма с хоть какой-то толикой этой рефлексии, с попыткой, как у того же Льва Толстого, подойти к монастырю, пусть даже и не войдя туда — вот тогда Данила был бы более человечным.

С.Бодров: А как вы думаете, отец Андрей, возможен ли фильм «Брат-3» с изменением образа в том свете, о котором вы сейчас говорили? Я имею в виду в нравственном аспекте. Такое перерождение возможно?

Отец Андрей: Безусловно. В фильме есть некоторые «узелки». Есть контраст между глазами Данилы и его руками. Недрожащие стреляющие руки — и умные глаза. Это контраст. Может быть, сознательный, сказавшийся при подборе актера.

С.Бодров: Для меня-то эти «узелки», например, в том, что во втором фильме Данила едет в чужую незнакомую страну помогать брату своего армейского друга, человеку, которого он толком не знает. Он едет туда, куда никто его ехать не просит, где его никто не ждет. Едет, руководствуясь своим внутренним пониманием, примитивным, простым пониманием правды. И дальше происходит странное: он наказывает тех, кого, в общем, не надо наказывать и прощает того, кого наказать, быть может, и надо было. Мне действительно хочется верить, что он не настолько зашорен.

С.Верейкин: В фильме есть полшага к такой рефлексии. Он же постоянно говорит о том, что хочет учиться на врача, представляется студентом медицинского института.

А.Захаров: Сейчас мы обсуждаем не столько конкретный фильм, сколько в контексте этого фильма некий типаж героя нашего времени. Вот вопрос: если бы по сценарию все было бы точно так же, тот же фильм, те же поступки…

С.Бодров: …но самолет, на котором они улетели в Москву разбился?..