Ответы на вопросы православной молодёжи
Шрифт:
— Но всё же. Я посмотрю «Титаник», у меня будет буря впечатлений и я вечером не смогу совершить молитву перед сном — так меня потрясёт кино. Это характеризует фильм с плохой, с греховной стороны?
— Может это скорее характеризует Вас, нежели фильм? Неужели не понятно, что если на воротах монастыря висит объявление «не входите в майках без рукавов и в коротких юбках! Не смущайте братию!» — то это характеризует именно братию, ее небоеготовность и какую-то совсем немонашескую подвижность ко греху?!
— До какой степени можно увлекаться искусством, чтобы это увлечение не стало чрезмерным?
— Наверное,
— Красиво, но поконкретней.
— Не смогу. Пожалуй, это очень субъективно: человек должен сам почувствовать грань. Либо он её чувствует, либо нет.
— Как Вы оцениваете сегодняшние взаимоотношения интеллигенции и Церкви?
— На наших глазах проблема русской истории «Церковь и интеллигенция» оказалась исчерпанной. Этой проблемы уже нет. В одной Москве уже около ста священников, окончивших МГУ. Проблема становится более прозаичной: в самой интеллигенции возникает вопрос о взаимоотношениях ее церковной и нецерковной частей.
И тут кстати вспомнить, что в Византии «театром» называлось место дискуссий интеллектуалов. Спектакли, представляемые в таком театре — это были заранее подготовленные высокориторические речи или диспуты [209] . При этом, правда, докладчик играл самого себя, а не литературного персонажа, придуманного другим человеком. Так что в своей воцерковленной форме театр был местом работы мысли. В лучших своих произведениях он таковым остается и по сегодняшний день.
209
см. Кущ Т. В. Византийский театрон конца 14–15 вв. Некоторые наблюдения // Античность и средние века. Екатеринбург, 2000.
Данила багров — герой нашего времени?
Фильмы «Брат» и «Брат-2», снятые режиссером Алексеем Балабановым, стали поводом для бурных обсуждений на страницах газет и в Интернете. Является ли образ Данилы Багрова, созданный Сергеем Бодровым, достоверным отражением идей, надежд и стремлений нынешнего молодого поколения? Почему тысячи людей, в том числе, и посетителей гостевой книги сайта фильма (www.brat2.film.ru), видят в Даниле образец для подражания и хотят иметь такого друга, брата, сына или мужа?
18 июля 2001 года в редакции журнала «Фома» прошел круглый стол, на котором участники попытались ответить на вопрос: является ли Данила Багров героем нашего времени? Предлагаем вашему вниманию фрагменты этой дискуссии. Если вы захотите высказать свое мнение по теме круглого стола или прокомментировать кого-либо из участников, вы можете это сделать, воспользовавшись ссылкой….
Участники:
Сергей Бодров — актер, журналист
диакон Андрей Кураев — профессор Православного Свято-Тихоновского богословского института
Илья Стрелец — психолог
Георгий Казанцев — студент МГИМО
Алексей Захаров — директор компании «Триумвират Development»
Владимир Легойда — главный редактор журнала «Умники и Умницы»
Зара Мигранян — редактор журнала «Умники и Умницы»
Сергей Верейкин — редактор журнала «Умники и Умницы»
Отец Андрей: Для начала я хотел бы отметить «голливудскость» этого фильма. Ведь стиль, идеал и способ восприятия жизни, реакция на затруднения, котрые предлагаются в нем — все это чисто голливудская, американская модель.
На языке богословия это называется «миссионерская инкультурация». Скажем, когда я приеду в Китай, то я вместо «В начале было слово…» скажу «В начале было дао…», но это все равно будет не проповедью даосизма, а проповедью христианства. Так вот, с фильмом «Брат» мне представляется ровно такая же вещь: это проповедь американизма, но на русском языке.
В этом смысле она становится, быть может, еще опаснее, чем очередной боевик со Шварценеггером. Если бы это был обычный фильм среди прочих, я бы на это так не реагировал. Но вот когда пытаются представить, что это и есть выход из нашего кризиса, что это и есть будущее России, когда из этого фильма экстрагируют национальную идею, мне кажется, это уже слишком.
С.Верейкин: Как вы считаете, все это исходит от создателей фильма — или же зарождается где-то в обществе, вокруг фильма, а потом применяется непосредственно к картине?
Отец Андрей: Мне кажется, что все-таки это исходит от авторов. В фильме есть одна деталь, которая роднит его, как ни странно, с иконой. Отличие иконы от картины состоит в том, что икона не претендует на то, чтобы создать свой замкнутый мир, свое пространство. Принцип обратной перспективы в иконе предполагает, что икона «выливается» в твою комнату, в твою жизнь. Она не отгорожена от тебя рамкой, она оттуда входит в тебя.
Или другой пример: спектакли Театра на Таганке семидесятых годов, когда актеры начинали лицедейство в вестибюле или даже у входа в театр и люди еще не понимали, что спектакль уже начался.
В фильме «Брат» очень длинные титры. При этом параллельно уже идет действие. То есть фильм вроде бы начался, а вроде бы и нет.
Вдобавок подчеркивается близость фамилий исполнителя и главного героя, ряд героев просто действует под своими реальными именами — все это говорит о том, что фильм с самого начала рассчитан на стирание границы между экраном и жизнью.
В.Легойда: Мне кажется, что второй фильм намного более американский, чем первый. С моей точки зрения, первый фильм гораздо правдивее. (Я готов сказать, что вот это герой нашего времени, но не с точки зрения идеала, каким он должен быть, а в реальности. Если есть герои, то они такие, а хорошо это или плохо — это уже следующий вопрос.)
В первом «Брате», на мой взгляд, нет особой «голливудскости». Вспомните: в конце Данила прощает брата и говорит: «Ладно, ладно, брат… Что ты… А деньги-то где?» И здесь нет ничего голливудского, потому что Данила не герой-образец-для-всех-телезрителей, который лихо всех перестрелял и восстановил справедливость. Он не справедливость восстанавливает, а брату помогает…