Отыграть назад
Шрифт:
Такое заявление прозвучало как минимум неожиданно в мраморном фойе школы Рирден.
– Она очень странная, – сказала Сильвия.
– Салли?
– Нет. – Сильвия позволила себе хихикнуть. – Та женщина, Малага. Она подолгу сидит на лавочке в парке через дорогу от школы, понимаешь? После того, как приводит сына на уроки. Просто сидит там и все.
– С малышкой? – нахмурилась Грейс.
– Сейчас да. Раньше, когда была беременная, тоже сидела там. При этом она даже книжку не читает. Неужели ей нечем заняться в течение дня?
– Наверное, – ответила Грейс. Для нее, как, вероятно, и для всех остальных обитателей острова Манхэттен, не иметь дел, вернее, даже не так… не быть весь день занятой, как ненормальная, каждую минутку, было просто непостижимо. И для таких женщин, как они сами, обидно и даже оскорбительно. – Может, она сильно переживает за своего мальчика? Мигеля, если не ошибаюсь? – предположила Грейс.
– Да, его зовут Мигель.
– Ну, может, ей хотелось находиться рядом на тот случай, если ему понадобится ее помощь.
– Хм…
Пару кварталов они прошли молча.
– Это как-то очень уж нелепо, – наконец высказалась Сильвия. – Ну, то есть сидеть вот так, как она.
Грейс ничего не ответила. Не то чтобы она была не согласна с таким утверждением. Но ей не хотелось соглашаться всегда и во всем.
– Может, у них так принято, – наконец предположила она.
– Я тебя умоляю, – парировала женщина, у которой дочка-китаянка уже прекрасно разбиралась в тонкостях религий.
– А кто у нее муж? – поинтересовалась Грейс. Они уже подходили к школе, сливаясь с группой других мам и нянек.
– Ни разу его не видела, – призналась Сильвия. – Учти, я была шокирована не меньше тебя, когда Салли предложила выставить на аукцион парочку твоих сеансов по психотерапии.
Грейс рассмеялась.
– Ладно. Спасибо за поддержку.
– Я понимаю: чтобы воспитать наших детей, требуется достаточно сил, как говорится, целая деревня. Только почему в нашей деревне оказалось столько идиотов? Я ушам не поверила, когда услышала про укорачивание пальцев на ноге.
– Боюсь, ты права. Хотя у меня самой несколько лет назад была клиентка, которую муж бросил из-за того, что у нее, по его словам, были уродливые ступни.
– О боже! – Сильвия остановилась. Вслед за ней остановилась и Грейс. – Вот болван. Он что, был фетишистом?
Грейс пожала плечами.
– Возможно. Но это не столь существенно. Дело в том, что он очень ясно дал понять, что для него важно. И постоянно напоминал ей о том, какие уродливые у нее ступни. С самого первого дня. А когда они разошлись, ее ноги шли первым пунктом в списке причин, почему он не может больше с ней жить. Он, конечно, полный болван, но при этом болван честный и прямолинейный. И ведь она все равно вышла за него замуж, хотя было предельно ясно, что он проявляет к ней неуважение. Неужели она думала, что он изменится?
Сильвия вздохнула и, достав из заднего кармана телефон, судя по всему поставленный на виброзвонок, заметила:
– Говорят, люди меняются.
– Это ошибка, – авторитетно заявила Грейс.
Глава третья
Не мой город
Рирден не всегда был вотчиной владельцев спекулятивных инвестиционных фондов и прочих разного рода Властелинов Вселенной. Основанная в девятнадцатом веке для обучения сыновей и дочерей рабочих, эта школа сразу стала ассоциироваться с интеллектуалами-атеистами еврейского происхождения и их детишками-леваками. Ее также посещали отпрыски журналистов и художников, некогда попавших в черные списки актеров и фолк-певцов с высокой социальной ответственностью. Ровесники Грейс, учившиеся там, испытывали некую болезненную гордость оттого, что их школу уничижительно называли «богемной» (и не где-нибудь, а в «Путеводителе по частным школам»). Однако за следующие десятилетия Рирден, как почти все частные школы на острове Манхэттен (в дополнение к нескольким в Бруклине), значительно изменил свою «направленность» – не столько в политическом, сколько в финансовом отношении.
Сегодня типичный папаша учащегося Рирдена делал деньги из других денег, только и всего. Это был самоуверенный, настырный и чрезвычайно богатый человек, почти всегда отсутствовавший дома. А типичная мамаша являлась бывшим адвокатом или финансовым аналитиком, теперь поглощенная тем, что следила за содержанием многочисленных домов и занималась воспитанием многочисленных детей. Это была очень худая дама, почти всегда крашеная блондинка, обычно спешившая в фитнес-центр, а вся ее жизнь умещалась в дорогой дамской сумочке «Биркин» с белой прошивкой. В школе учились в основном белые (причем евреи уже не составляли большинство), хотя было и немало детей, происходивших из Азии и Индии. Об этих учащихся и гораздо меньших по численности выходцах из афроамериканских и латиноамериканских семей много говорилось в рекламных буклетах Рирдена, но о тех, кто действительно пользовался привилегиями при поступлении, умалчивалось. Это были отпрыски прежних выпускников Рирдена, мужчин и женщин, которые вовсе не относились к титанам современной промышленности или ее жонглирующим деньгами аналогам, а были простыми людьми, как и их предки, работавшими в сфере искусства, науки или, как Грейс, занимавшимися так называемым лечебным делом. Они ходили в эту школу до наплыва денег, когда это учебное заведение еще не поглотило чувство собственной исключительной важности.
Эра Грейс (1980-е годы) пришлась на закат простоты и непритязательности этой школы, на период до того, как все эти Властелины Вселенной наводнили независимые городские школы и выбросили за борт старую гвардию. В те дивные времена Грейс и ее одноклассники знали, что они не из бедных, однако в то же время не считали себя и богатыми. (Даже тогда в Рирдене училось несколько детей очень и очень состоятельных родителей, их привозили в школу в длинных лимузинах с шоферами в форменных фуражках, из-за чего дети сразу же подвергались насмешкам.) Большинство семей жило в стандартных шестикомнатных апартаментах в Верхнем Ист- и Вест-Сайде (в те времена подобное жилье могли себе позволить почти все семьи с одним работающим взрослым – врачом или бухгалтером), хотя некоторые бунтари обитали в Гринвич-Виллидж и Сохо. По выходным и на лето они перемещались в небольшие (и не очень благоустроенные) дома в округах Уэстчестер или Патнам, или же, в случае Грейс, – в скромный домик у озера на северо-западе штата Коннектикут, загадочным образом приобретенный ее бабушкой (и тезкой) в разгар Великой депрессии за смешную по теперешним временам сумму в четыре тысячи долларов.
Нынешние родители, которых Грейс встречала на празднике по случаю начала учебного года, с недоумением смотрели на нее, узнав, что она психоаналитик, а ее муж – врач. Им было непонятно, как вообще возможно обитать в таком тесном жилище, как квартира Грейс на три спальни, или же какой смысл ехать далеко, куда-то в Коннектикут, если там не загородное поместье с конюшней, теннисным кортом и гостевым домиком. Мир, который населяли эти родители, предназначался для титанов и работников, которых они нанимали, чтобы те их обслуживали. Титаны обитали на Пятой или Парк-авеню в апартаментах, состоявших из нескольких смежных квартир, простиравшихся на два или три этажа, с помещениями для постоянно проживающей там прислуги и для роскошных увеселений. Когда эти новые рирденские семейства уезжали на выходные, то обязательно на частные острова, в имения высоко в горах или во дворцы в Хэмптонсе, где в конюшнях их ждали лошади, а на пирсах стояли яхты.
Грейс пыталась не обращать на это внимания. Старалась напоминать себе, что в школе учится Генри, а не она, и почему ее должно так сильно волновать неравенство между богатыми и отвратительно богатыми, если Генри рос добродушным и независтливым ребенком. Его одноклассники, возможно, росли в роскошных апартаментах, где прислуживала жившая там семья (муж – дворецкий, жена – повар), за детьми ходили табуны нянек, которых потом сменяли табуны гувернеров и учителей. Им, наверное, еще в детском саду дарили айфоны, а в третьем классе – кредитные карточки, однако это, похоже, никак не влияло на Генри. И Грейс изо всех сил старалась, чтобы это никак не влияло и на нее.