Отыскать любовь среди холода
Шрифт:
– Теперь знают все!
Глава двадцать седьмая
В больших окнах пентхауса утром все белым-бело. Москва-река покрылась льдом. По ней сейчас не ходят пароходы. Зато ребятишки стремглав слетают с высокого берега прямо на толстый лед. Ветер срывает шапки с их разгоряченных голов. Но им не холодно. Мороз в минус двадцать для московской детворы – забава.
Глядя на них через окна, Джек ежится, ему зябко... за них.
Он только что вылез из теплой постели и, стоя в пижаме,
– Иди ко мне, мне тоже холодно, попробуем согреться вместе, – зову я.
Он залезает ко мне под одеяло.
– Как хорошо, что сегодня выходной. Никуда не надо спешить, – говорит он.
– А вот так тебе тепло? – Закрывая Джека с головой, стаскиваю с него пижаму и прижимаюсь к нему нагим телом. – Я где-то читала, так согревали отмороженных людей.
– Именно так?
– Именно, без одежды.
Я стараюсь подоткнуть одеяло, чтобы не было щелей.
– Все-все-все, одеяла не требуется! – кричит Джек, и оно летит на пол, а вместе с ним я откатываюсь на другую половину кровати. – Ты разогреваешь меня своим внутренним огнем, – шепчет он, пытаясь меня поймать и перетянуть к себе. Я выскальзываю из его объятий.
– А ты меня... – Продолжая любовную игру, я делаю вид, что не поддаюсь. Он не выдерживает.
– Хочу тебя, – повторяет он несколько раз.
Последних слов я уже не слышу. Он извернулся и поймал меня. Его тепло уже во мне. Нам хорошо. Объятия жарки. Мне кажется, вот-вот посыплются искры, настолько мне горячо, хотя мы оба без одежды. Сначала я что-то мычу ему на ухо, потом постанываю. Стон переходит в крик. Я кричу так, что слышно, наверное, за окнами, там, на Москве-реке. Все, конец! Я постепенно прихожу в себя.
– Жарко, – шепчу я, – хочу глоток холода.
– Определись, чего ты хочешь больше, – смеется он.
– Люблю контрасты, так, чтобы одновременно и холодно, и горячо, – говорю я.
– Холод – это хорошо, – мечтательно произносит он, потому что мы оба мокрые.
Откинувшись, просто приятно полежать рядом. Приятно никуда не спешить.
Сегодня воскресенье!
– Что принцесса из замка желает на завтрак в воскресенье? – предлагает Джек.
– Устрицы, – смеюсь я. – Помнишь, как на вилле у твоей мамы? Что-то там говорилось про Казанову, которому после них удавалось соблазнить даже монахинь.
– Тебе устрицы не требуются, скорее мороженое, – в шутку укоряет меня Джек, потому что знает, достаточно лишь его прикосновения, чтобы я улетела в небеса. Ему, надеюсь, тоже.
– Мороженое не же-ла-ю, а же-ла-ю кофе глясе... – балуюсь я.
– Это как, научи? – спрашивает он.
– Кофе глясе – это когда одновременно и холодно, и горячо.
Он тащит меня в ванную и, забираясь со мной под душ, включает попеременно то горячую, то холодную воду.
– Так?
– Так, хо-ро-шо! – восклицаю я, растягивая слова.
Джек трет меня мочалкой всю-всю, мягко-мягко.
– Да, – мурлычу и требую: –
– Еще? – удивляется он. – Вы сказали еще? Но так не бывает! – Он обнимает меня вновь, сильнее, чем прежде.
– Ты говорил, что у нас не как у всех, значит, должно быть еще, – захлебываясь струей воды и переполнившей меня страстью, булькаю я.
Мы опускаемся в ванну и долго-долго любим друг друга, без остановки.
– Еще? – спрашивает Джек.
Не в силах сказать нет, я киваю в ответ.
А потом я отдыхаю одна в теплой пене, закрыв глаза от удовольствия, мысленно вспоминая все, до единой все, его ласки. Джек возится на кухне, потому что срочно захотел есть.
– Яичницу вам подать как? С глясе или без? – Джек вырвал меня из грез.
Обмотанный полотенцем вокруг бедер, он тормошит меня, нагнувшись над ванной. Я машу рукой. Мне все равно.
Обычно он просыпался раньше меня и готовил завтрак. Кулинария – его хобби. Потом мы завтракаем и вместе уезжаем на работу. Медицинский центр выделил ему машину с водителем.
– Хоть я за рулем с четырнадцати лет, однако в вашем городе мне водить слабо, – правильно делая ударение на последнюю букву, сокрушался Джек.
Пока ему здесь нравилось все: жить в пентхаусе с видом на пароходы, делать операции, тусоваться с друзьями, которых он развел великое множество. Он вообще очень любит жизнь. Еще он любит меня, свою работу, гордится удачами. Неудачи в отличие от меня умеет забывать быстро. Как высококлассный специалист пользуется уважением среди коллег. Денег в конверте не берет. Категорически! Хоть и получает здесь значительно меньше, чем у себя на родине.
– Русские гены, – смеется он. – У вас много чего делается не за деньги, а за дружбу, за знакомство, за то, чтобы потом «хорошо по-си-деть» Правильно? Национальная идея! У американцев все по-другому.
Кружевное платье, которое он подарил, мне уже удалось надеть несколько раз. На настоящие великосветские приемы. Теперь меня благодарные и богатые пациенты приглашают на тусовки тоже, как жену американского чудо-доктора. Он называет себя и хирургом-пластиком, и художником, и дизайнером одновременно. Мне удивительно, что, создав столько совершенств, можно сказать перекроив полностью столько лиц, сам предпочитает обыкновенную меня. «Форма не заменяет содержания», – смеется он, когда я прошу его подправить мне нос, приподнять веки и вообще сделать красавицей!
На приемах мне удалось увидеть наших знаменитых артистов, шоуменов, к лицам которых он приложил свой скальпель.
Недавно на такой тусовке встретила Алену. За ней, как всегда, тащился шлейф обожателей-мужчин. Она была с Гариком. Он держал ее под руку, словно фарфоровую вазу. Заметив меня, подруга смутилась:
– Вот Гарик... пригласил, он теперь суперзвезда... знаешь, я подумала: не важно, что я старше, он так в меня влюблен. Ты как, одобряешь?
– Он умный и интеллектуальный парень. Он мне нравится.