Отзвук
Шрифт:
Посетителям было не до вилок и ножей, все глаза были устремлены на сцену, где двое, кажется, совершенно забыли, где они находятся, и стали срывать друг с друга одежду. Сорочка, брюки, нижнее белье — все полетело к черту, и вот они остались в чем мать родила… Но, кажется, на этом представление не кончилось, потому что герр Ункер и Лотар с затаенным ожиданием смотрели на сцену. Боясь встретиться с ними взглядом, я низко опустил голову и исподлобья наблюдал за свихнувшейся парой, моля судьбу, чтоб это безумие поскорее закончилось. И когда двое служащих быстро расстелили на сцене какое-то полотно, я похолодел: что еще они надумали? Потом служащие почему-то вынесли два ведра.
— Краска, — шепнул мне Лотар.
Парень, оторвав партнершу от себя, небрежно бросил ее на полотно. Она не успела приподняться, как он окатил ее с головы до ног желтой краской из ведра. Она в отместку облила его синей. Потом они в ярости сцепились и, ухватив друг друга за волосы, стали кататься, дрыгая ногами, по полотну. Наконец он встал, схватил за талию партнершу, она подпрыгнула, ноги ее скрестились у него за спиной, но вульгарные движения, от которых взревел зал, были уже не для моих глаз, и я в ужасе закрыл их.
Музыка вопила, рыдала, оглушала, билась о потолок, о стены. Боже мой, неужели от такого зрелища можно прийти в восторг?
Но вот музыка стала стихать и, наконец, совсем смолкла. Раздались аплодисменты. Как на обычном представлении. Будто танцоры исполнили обыкновенный концертный номер, без всяких непристойностей.
Я открыл глаза. Голые, покрытые с ног до головы краской, артисты устало кланялись. Без всякого смущения и неловкости. Никто ни на сцене, ни в зале не был смущен, все весело переговаривались и аплодировали от души. Неужели того, что видели мои глаза, — не было?
— Очаровательное зрелище! — Лотар был искренен.
На сцене подняли полотно, показывая посетителям, как оно теперь выглядело. Вновь послышались аплодисменты. Потом вышел метрдотель в строгом смокинге, обратился к присутствующим, и с лиц их соскользнули улыбки, — теперь эти лица были серьезны и сосредоточены.
— Аукцион, — объяснил Лотар. — Картина достанется тому, кто даст больше.
— Картина? — поразился я. — Эта… подстилка — картина?
— Ну да. У нее есть и название. Как это по-русски? «Страсть».
Между тем то за одним столиком, то за другим посетители поднимали руки и выкрикивали свою цену. Метрдотель, протягивая молоточек в сторону претендентов на «картину», начал отсчет:
— Айн… Цвай…
— Уже дают четыреста шестьдесят марок! — восторженно воскликнул Лотар. — Какой ловкий трюк — за час столько заработать!
— Скажите, у того работника, что вас учил, есть семья, дети? — неожиданно даже для самого себя спросил я Л отара.
— У него жена и четверо детей, — после секундного замешательства ответил Лотар. — Я их всех знать. Мы часто встречаться.
— А что он будет делать, когда вы займете его место? Ему дадут другую работу?
— Это я не знать, — начиная подозревать, к чему я клоню, тем не менее искренне ответил Лотар. — Такие вопросы решать фирма.
— А может так случиться, что он вовсе останется без работы?
— Конечно. Так, наверно, и будет, капут.
— Значит, по твоей милости он останется без работы, а ты будешь загребать деньгу лопатой? — забыв о правилах приличия, я перешел на ты, но Лотар, кажется, этого и не заметил.
— Это не есть правильный постановка вопроса, — твердо заявил он. — Не я, тогда другой займет его место. А чем другой лучше меня?
— Я не говорю о другом, — отмахнулся я. — План выработал ты, а не кто-то другой.
— Но и у другого есть свой план! — поднял вверх палец Лотар.
— В этих планах нет… совести!
— Совесть?! — Лотар был ошарашен. — Я тоже у него могу спросить: где твоя совесть? Я лучше тебя, а ты занимаешь это место и не желаешь уступить мне. Разве я не прав?
— Нельзя устраивать свое благополучие за счет несчастья других, — я слово в слово повторил выражение, которое мать твердила мне с детства.
— Это есть губительный позици, — возразил Лотар. — Мир построен иначе. А природа? У всех зверей тоже так: сильный выживает, слабый погибает. Все века так было, так будет до конца свет. Кто слаб, должен уступать место сильным. Если это не будет, то исчезнет динамизм, все будут топтать на месте. Если я буду думать о других, кто будет думать обо мне? Я просто останусь в хвосте. Всегда были победители и побежденные. И каждый должен стремиться быть победителем. А побежденный должен уступить победителю все! — Лотар долго говорил в этом духе, убеждая меня и уговаривая отказаться от крайне ошибочного взгляда на людскую общность, завершив свою речь снисходительной фразой: — Ты не виноват. Виноват советски власть.
Да, этот легко пройдет там, где я надолго застряну. Переступит и пройдет. И герр Ункер наверняка считает, что Лотар прав, что так и должны поступать деловые, хваткие люди. И можно было бы успокоиться на том, что они все такие. Но разве у нас мало дельцов типа Лотара? Разве они ради карьеры и выгоды не поступаются честью и совестью? Конечно, они не расписывают в блокноте четкий план своего продвижения по ступенькам, ведущим к власти, богатству, но они так же бессердечны, тоже здорово работают локтями. Многие из них долгие годы держались в тени, боясь обнажить свое нутро. Но вот открыли шлагбаум, и новое мышление хлынуло во всю мощь на наше общество, и с каждым днем их, этих предприимчивых лотаров, становится все больше.
Мои размышления прервал Лотар:
— Герр Ункер ждет ответ.
— Спросите его, — попросил я, — будем мы вместе с Эльзой или нет — это зависит от моего ответа?
Отец Эльзы ничем не выдал своего недовольства, но сухо ответил:
— Я сделал очень лестное предложение. Мне было нелегко пойти на этот шаг, и я не желаю, чтобы мне ставили условия.
— Но я должен знать, как вы относитесь к тому, что ваша дочь решила ехать в Советский Союз.
— Ни от нее, ни от вас не скрываю: я не одобряю ее решения, — жестко произнес герр Ункер и покосился на меня. — Но Эльза упряма.