Отзвук
Шрифт:
— Добро пожаловать на наш концерт, — вежливо поклонился Аслан Георгиевич. — Надеюсь, вы не пожалеете, что пришли.
В антракте Карл подозвал фрау Тишман и что-то прошептал ей, отчего она расплылась в улыбке и поспешила к выходу.
— Я сегодня организую прием в честь ансамбля «Алан», — провозгласил он. — В лучшем ресторане города. Не возражайте, если приглашу и компаньонов моей мамаши? — спросил он у Аслана Георгиевича.
— Вы организуете прием, вам и определять, кого приглашать.
— Вот и прекрасно! Если второе отделение концерта такое же великолепное, то я не поручусь за сохранность этого помещения, — сострил Карл Дитрих.
Зал ресторана был великолепен, такого мы еще не видели. Свет скрытых светильников придавал ему уютный и таинственный вид. Разноцветные фужеры из тонкого хрусталя бросали на обитые темным деревом стены красные, желтые, синие блики.
Карл Дитрих дождался, когда артисты сядут за столы, и провозгласил:
— Этот зал арендован в честь ансамбля «Алан» и его руководителя. Заказывайте, что желаете. И… любую музыку! — он махнул рукой метрдотелю, и на сцену поднялся эстрадный оркестр, сходу обрушив на нас поп-музыку.
Официант протянул бутылку к бокалу, но я прикрыл его ладонью.
— Почему ваши ничего не пьют? — Карл был удивлен. — Может быть, это… запрет? Я протестую.
— Уверяю вас, никакого насилия над личностью здесь нет, — усмехнулся Аслан Георгиевич. — Просто им нужно быть в форме.
Дитрих повернулся к ребятам, окинул их оценивающим взглядом:
— Сильные парни! Надеюсь, танцевать-то вам можно?
Алан и Эльза направились к танцплощадке, следом потянулись и другие.
— Вызываю вас на соревнование! — обратился Карл к министру. — Я приглашаю одну из солисток ансамбля, а вы мою девушку.
Аслан Георгиевич прислушался: танго. Ну, что ж. Это еще куда ни шло, по крайней мере, в пору его молодости танго еще танцевали. Министр встал и протянул руку Луизе. Но вдруг оркестр резко прервал танго и заиграл диско. Аслан Георгиевич секунду постоял в раздумье, потом скептически, смешно покосился на Карла: хитрец, заманил его в западню. Ну, подожди, шельма! Голыми руками ты меня не возьмешь. Отпустив талию партнерши, он вслушался в музыку, стараясь «поймать» ритм, и… от нашего иронично-спокойного, солидного министра не осталось и следа. Странные выкрутасы, которые вытворяли его ноги и свободные движения рук будто подсказывала сама музыка. И, что удивительно, никакого напряжения. Более того, министру танец явно доставлял удовольствие. Да, внутренней свободы в Аслане Георгиевиче, видно, хоть отбавляй. Зал притих. И немцы, и артисты ансамбля, да и сами оркестранты не сводили глаз с двух соревнующихся пар. Когда, наконец, музыка смолкла, на них обрушились аплодисменты. И компаньоны фрау Дитрих, и случайно оказавшиеся в ресторане посетители, и даже официанты и повара, высыпавшие из дверей, ведущих на кухню, приветствовали их. Аслан Георгиевич даже смутился.
— Аплодируют вам, — скорбно покачал головой Дитрих. — Я должен вам признаться. Компаньоны матери заспорили со мной, что советский министр ни за что не станет танцевать под диско. Вы помогли мне выиграть пари, и сейчас мы получим приз — шампанское!
Уже сидя за столом и осушив бокал шампанского, Карл доверительно шепнул Аслану Георгиевичу:
— У нас не любят чопорных, застывших, как манекен, людей. Здесь больше ценят естественность. И, я уверен, вы всем очень понравились, вы еще услышите лестные отзывы.
И как бы в подтверждение его слов к нашему столу приблизился тощий, слегка сутулый немец с выдающимся вперед кадыком, беспрестанно двигающимся вверх-вниз. Он шел, выставив вперед левое плечо, которое было выше правого, отчего все тело казалось перекошенным. В руке у него был бокал шампанского.
— Я хочу сказать слово, — обратился он к Карлу.
— Пожалуйста, — вежливо кивнул Дитрих и добавил: — А я буду переводить.
Пожилой немец повернулся к Аслану Георгиевичу.
— Возможно, вам покажется неинтересным то, что я скажу, но, боюсь, другая возможность представится мне не скоро, поэтому я все же прошу меня выслушать. Я был в вашей стране, воевал под Сталинградом. На всю жизнь запомнил этот ад, трескучие морозы. Я отморозил там пальцы на обеих ногах. Спасся чудом, — самолет, на котором меня эвакуировали, проскочил линию огня. С тех пор я ненавижу вашу страну и каждый день посылаю ей проклятия.
Аслан Георгиевич сидел весь подобравшись, насупившись, сверля взглядом немца с кадыком: ни дать ни взять — барс перед броском…
— Со времен Сталинграда у меня в груди все замерзло, — продолжал немец. — Но сегодня со мной что-то случилось. Смотрю на ваших ребят и девушек, слушаю вас и чувствую — внутри у меня начинает оттаивать… Возможно, я был дураком все эти годы, избегая всего советского, не желая даже встречаться с вами. Я поднимаю этот тост за то, чтоб мы почаще встречались и лучше узнали друг друга…
Аслан Георгиевич все еще настороженно смотрел на немца, но когда тот сказал: «Я хочу выпить с вами по-русски», он улыбнулся, подозвал Алана и попросил принести бутылку водки.
— Я охотно выпью с вами, — Аслан Георгиевич поднял фужер с шампанским, и когда они выпили, протянул ему бутылку «Столичной». — А это вам. Чтоб лед быстрее таял…
Тот под аплодисменты и восторженные крики, благодарно поклонившись, принял бутылку. Из-за ближайшего стола к нему бросился рыжий немец и протянул бокал:
— Плесни и мне. Будем оттаивать вместе!
Но немец с кадыком шутливо прижал бутылку к груди и закричал на весь зал:
— Скоро свадьба моего сына. Там мы и разопьем эту бутылку.
…«Ауди» пересекал одну улицу за другой. Светофоры, точно желая угодить Эльзе, встречали нас «зеленым огоньком».
— Все же куда мы едем? — в который раз допытывался я.
— Сегодня у нас самая деловая поездка, — лукаво глянула на меня Эльза. — Полчаса — и мы вновь будем — как это по-русски? — заниматься здоровым отдыхом!
Мелькали площади, улицы. Наконец автомобиль резко свернул к серому зданию с высокой парадной дверью и вытянутыми окнами.
— Приехали.
Мы вошли в здание, — массивная автоматическая дверь легко открылась, — и я все понял. Авиакассы. В помещении было светло и уютно, люди не толпились у окошек, — собственно, и окошек не было, кассиров отделяла только стойка, а посетители сидели за столиками за чашкой кофе и тихо переговаривались.
— Садись за свободный столик, — сказала Эльза и направилась к стойке.