Отзвуки прошлого

Воробей Вера и Марина

Поздно вечером, когда Вадим Петрович ушел, а Катька угомонилась, Лена заглянула в комнату бабушки:

– Ба, не спишь?

– Заходи, чего уж, – отозвалась Ксения Матвеевна, вздохнув.

Лена присела к ней на кровать, подтянула под себя голые ноги, а бабушка заботливо прикрыла их одеялом.

– Обижаешься на всех нас, что мы от тебя правду скрывали?

– Нет, что ты, ба, не обижаюсь. Просто… не понимаю. А может, и обижаюсь… немножко, – призналась Лена, почувствовав, что не хочет кривить душой.

Для нее этот вечер стал вечером откровений и открытий, и она до сих пор находилась под действием сильного стресса, хотя вряд ли осознавала это. Просто было как-то не по себе. Она даже с Борей не могла говорить, когда

он позвонил, пробормотала, что голова раскалывается, что завтра она все ему расскажет, и положила трубку.

А что рассказывать, когда и сама толком ничего не понимаешь. Из краткого сбивчивого разговора, прерывавшегося вопросами, ответами и молчаливым признанием, выходило, что Вадим Петрович ничего не знал о ней. А значит, и винить его в том, что он бросил собственную дочь, у нее причин не было. А что было? Лена все время прислушивалась к себе, стараясь понять, что же испытывает она к этому человеку теперь, когда он так неожиданно появился в ее жизни? И не могла подыскать определения своим чувствам. В голове царил сумбур. Но одно она помнила хорошо: когда он прощался с ней, обещая завтра вечером прийти, ей захотелось прикоснуться к его руке, несмотря на сильную душевную боль, которую она ощущала физически. А мама? Получается, она любила дважды. Папу и Вадима Петровича (Лена пока даже в мыслях не могла назвать его отцом). Правильнее сказать, Вадима Петровича и папу. Воспоминания захлестнули Лену. Эпизоды из ее жизни промелькнули, как кадры видеоролика. Вспомнилось, как отец мазал ей разбитые коленки зеленкой, дул на них и приговаривал: «У кошки боли, у собачки боли, а у моей дочки заживи!» Как они с мамой повели ее в первый класс – это было одно из самых ярких и последних воспоминаний, когда Лена держала за руки сразу и отца, и маму.

– Нам было хорошо вместе, – произнесла Лена вслух так, словно хотела убедить в этом весь мир. Она положила голову на скрещенные руки, чуть повернула лицо к бабушке. Шелковистые пряди густой волной упали вниз. Девушка этого не заметила, как не заметила и одинокую слезу, украдкой скатившуюся по щеке. – Знаешь, ба, иногда мне даже казалось, что папа меня больше Катьки любит. – На ее губах появилась слабая улыбка, плечо дернулось: – Глупости, конечно, он любил нас одинаково, потому что считал нас обеих своими дочерьми. И что бы ни случилось, я всегда буду думать о нем как о своем родном отце.

– Вот и правильно, внучка. Сережа и был тебе настоящим отцом.

Но Лена пропустила бабушкины слова мимо ушей. В эту минуту ее волновали вопросы, которые она не могла не задать.

– Ба, ну ладно, когда мама с папой были живы. Тут все ясно. Но почему ты потом столько лет молчала? Никогда ни полсловечком не намекнула об этом Вадиме Петровиче.

Ксения Матвеевна принялась разглаживать руками одеяло. Этот жест невольно выдал ее волнение. Но даже если бы Лена этого не увидела, она все равно бы догадалась, что бабушке нелегко об этом говорить.

– Ты думаешь, меня саму этот вопрос не беспокоил? – наконец сказала она. – Еще как беспокоил! Особенно после того, как я в больницу угодила. Я ведь думала, что смогу вас поднять, поставить на ноги, а уж потом, когда вы будете взрослыми, самостоятельными, вот тогда и помирать будет можно. В общем, сама себе век отмерила. А вон как вышло.

– Ну что теперь вспоминать плохое! – испуганно заерзала Лена. – Это все давно позади! Ты же поправилась!

– Теперь уж не перебивай, а слушай, – назидательно сказала бабушка. – Ты вот спрашиваешь: почему я пять лет молчала? Ну рассказала бы я тебе о нем. И что? Что бы это тебе дало, кроме переживаний? Мало ли их у нас было в последнее время? – На ее глазах навернулись слезы, но бабушка сдержала себя. – И потом, я ведь как думала: у него своя жизнь, устроенная. Семья, дети, дом, друзья. Обрадуется ли Вадим Петрович, узнав, что у него есть взрослая дочь, которую он и в глаза-то не видел? Так и мучилась по ночам: то ли разыскивать

его через старых знакомых, то ли оставить все как есть. И вдруг эта негаданная встреча. Когда он к нам в гости напросился, я недолго думала, решила, пусть приходит. Я к нему присмотрюсь, что за человек, время ведь людей меняет, и он, глядишь, с тобой поближе познакомится. Ну а там видно будет. Если пойму, что он к тебе хорошо относится, то поговорю с ним с глазу на глаз. Ну а не признает он тебя за родную кровь, то, как говорится, вот тебе бог, а вот порог. Навязываться в родственники не станем, будем жить как прежде. Но ты и тут меня опередила, шустрая уж больно выросла, и надо было тебе заметить эти мизинцы? – проворчала бабушка и вслед за этим, улыбнувшись, сказала: – А знаешь, чего я больше всего боялась?

– Чего?

– Что он тебя не признает. Сколько таких, что на ошибку молодости все списывают. А он ведь обрадовался, что у него есть дочь. Даже поездку домой отложил. Видно, хочет, чтобы вы друг друга получше узнали.

– Ну, узнаем, а что дальше? – пожала плечами Лена.

– Там видно будет, – зевнула бабушка. – Загад не бывает богат. Ну, иди спать, а то завтра в школу не встанешь.

Выходя от бабушки, Лена подумала: «Какой тут сон? Разве можно уснуть, когда с тобой происходят такие удивительные, неправдоподобные вещи?» Сердце у нее тревожно забилось. Вдруг пришло понимание, что жизнь ее теперь непременно изменится и она уже не сможет быть прежней Леной Серовой…

6

– Сегодня получил результат ДНК.

– Быстро они его сделали.

– Так я все каналы подключил.

– И как?

– Как нужно. Собственно, у меня и раньше никаких сомнений не возникало. Я был уверен, что Лена моя дочь, а ДНК – это так, на всякий случай. Мой адвокат посоветовал заручиться официальным документом, чтобы со стороны бывшей супруги претензий по поводу завещания не было. Сам знаешь, все мы под прицелом у Господа. Короче, хочу будущее дочери хотя бы в материальном плане защитить.

– Вполне разумное решение.

Двое мужчин сидели в кабинете давно опустевшего офиса. Пили водку из граненых стаканов, закусывали солеными огурцами из банки. Одним из них был Борин отец – Илья Борисович, другим, как вы, наверное, и сами догадались, Вадим Петрович.

– Значит, скоро домой? – уточнил Илья Борисович, снова наполняя пустые стаканы на одну четверть.

– Да, пора чемоданы паковать. Я и так с этой экспертизой задержался. Только вот загвоздка, ума не приложу, как мне Ленку уломать на переезд. Ксения Матвеевна вроде не возражает, понимает, что всем так лучше будет, Катька-егоза хоть сейчас готова отправиться на новое место жительства…

– Погоди. Так ты их что, всех скопом забираешь?

– А ты думал, я их делить начну – на свое и чужое? У них ведь семья. Это я вроде как к ним прислонился. Только вот насчет Алены моей большие сомнения. Захочет ли она из Москвы уезжать? У нее ведь любовь с твоим Борькой.

– Любовь, – не стал возражать Илья Борисович. – Только таких любовей у них еще не одна будет, хотя они так не думают. И правильно, между прочим, делают. – Он поднял стакан, чокаясь: – Ну, будем!

– Будем! – отозвался Вадим Петрович, выпивая водку залпом.

Он поморщился, откусил хрустящий огурец. Водка была отличная, фирменная, но пить он никогда не любил, хотя считал, что это необходимо, особенно в наше время фуршетов и банкетов, где вершатся многие дела и судьбы. Доброе старое время, когда сделки скреплялись на официальном уровне в тиши партийного кабинета, давно миновало.

– Понимаешь, – Вадим взглянул на Илью, превратившегося за последние полгода из делового партнера почти в друга. – Характер у Алены, как у Татьяны. Если что решила, с места не сдвинешь. Тогда хочешь не хочешь, а придется мне в Москву перебираться. И кем я стану здесь? Одним из немногих. А по мне лучше быть первым на деревне, чем последним в Первопрестольной.