Отзвуки серебряного ветра. Мы — были! Дилогия
Шрифт:
Илар по прямому каналу изменил права доступа. Теперь, кроме него самого, в теуровую каюту не сможет проникнуть никто. На всякий случай он запретил Эстарху даже приближаться к ней, не говоря уже о том, чтобы ломать защиту. С него ведь станется. Дварх понял, что Мастеру не до шуток, и дал слово. Затем он, что-то недовольно ворча, открыл гиперпортал. Маг шагнул туда, оказавшись в рубке «Пути Тьмы».
Инфернальное излучение от планеты вдруг исчезло, как будто его выключили. Т’Сад очень удивился, не понимая, как такое могло случиться, что же такого сотворил Командор. А в том,
За его спиной стояла сильно обеспокоенная Тина – Мастер пропал, никто его не ощущал, он попросту исчез из эмоэфира. Девушке было не по себе, очень не по себе – Т’Сад сообщил об исчезновении инферно, и страх за любимого колотился в душе. Он ведь себя не пожалеет! Уж эту пугающую ее до полусмерти черту Командора – безжалостность к себе – Тина знала очень хорошо. И влиять на него могла только в весьма малых пределах, дальше стояла непробиваемая стена. Он улыбался, целовал ее, но всегда поступал по-своему.
Хлопок открывшегося гиперпортала заставил всех в рубке повернуть головы к входу. У порога, опершись руками о стену, стоял Командор. Он с трудом поднял голову, и Тина едва не задохнулась от ужаса – его глаза были белыми от боли. Губы Илара перекосила гримаса, которую он, видимо, пытался выдать за улыбку. Попытка не увенчалась успехом.
– Н-н-е-е и-щ-щ-и-и-т-т-е-е м-м-е-е-н-н-я-я... Я-й-а-а с-с-к-к-о-о-р-р-о-о...
Скомканный эмообраз, который не каждый сразу и понял, заставил всех замереть на месте. А Командор с тихим хлопком исчез, переместился, даже не используя портала, чего обычно никогда не делал. Тина с воплем бросилась к месту, где он только что стоял, но его там уже не было. Девушка отчаянно оглядывалась из стороны в сторону, пытаясь понять, что делать, куда бежать, как помочь. Она даже рванулась куда-то, но сильные руки дракона удержали ее.
– Успокойся, девочка... – прогудел Т’Сад. – Мы ничего не можем поделать. Он уничтожил тварь, пожиравшую чужую боль, и теперь платит за это...
– За что?!! – взвыла Тина. – Да за что же ему так платить?! За то, что помог другим?! За то, что целый мир спас?!
Внезапно волна боли настигла каждого на крейсере, настигла и повергла почти в психошок. Но буквально через секунду начала спадать, хотя каждый четко понял, что спадает она не сама по себе, что это кто-то натягивает на себя щиты. Натягивает с такими усилиями, каких ощущать никому из аарн еще не доводилось.
Тина с ужасом посмотрела на дракона, и тот молча кивнул – даже теуровые стены не удержали на сей раз боли Мастера, и часть ее вырвалась наружу. А он, поняв, что обрушил свою боль на других, натягивал на себя щиты, лишая себя даже тех жалких крох энергии, что у него еще оставались... Девушка не смогла сдержать плача, она уткнулась в бедро дракона и взахлеб зарыдала. Т'Сад молча поглаживал ее по голове – молча, хотя ему самому сейчас хотелось ругаться и что-нибудь крушить.
– Что это было? – ввалился в рубку старший Целитель крейсера с совершенно безумными глазами. – Что это за ужас, я вас спрашиваю?!
– То, о чем я тебе рассказывал, – мрачный эмообраз Т'Сада был почти неощутим. – Сейчас даже теуровые стены не удержали... Вы ничего еще не нашли, чтобы облегчить Мастеру это?
– Найдем! – глаза Целителя загорелись мрачным упорством, он закусил губу. – Не нашли, но обязательно найдем.
Тина с отчаянной надеждой взглянула на него и вытерла слезы рукавом. Другой надежды у нее не осталось. Как бы она хотела сейчас оказаться рядом с Иларом и хоть чем-нибудь помочь. Увы, он не подпустит... Будет, как всегда, страдать в одиночестве. Даже сейчас думает не о себе, а о том, как бы кому из них вреда не причинить. Девушка знала, что сейчас пойдет к той каютке, пойдет и станет ждать на пороге. Ждать, пока Мастер не выйдет. Она будет просто ждать, раз уж ничего больше сделать не в состоянии.
Глава 8
Казалось, играла какая-то тихая музыка, играла где-то на грани слышимости, играла и звала куда-то вдаль. Туда, где не было ничего злого и нечистого, ничего, что несло бы боль и горе. Что-то настолько светлое и радостное поднималось в душе девушки, что она тихонько рассмеялась, еще не открывая глаз. Она попыталась вспомнить свое имя, но не смогла. И это почему-то не имело никакого значения. Воспоминания о какой-то страшной боли, каком-то кошмаре мельтешили в памяти, но не хотелось даже думать об этом.
Прекрасная музыка продолжала обнимать ее всю, нежно и ласково обнимать, смывая малейшие следы боли и горя. Ей казалось, что откуда-то на нее падают лепестки цветов, и так хотелось смеяться, открыться навстречу этим лепесткам, этой музыке. С каждым мгновением девушка чувствовала себя все сильнее и сильнее, она ощущала себя способной создать что-то великое, помочь любому. А музыка набирала силу, она звучала уже торжествующе и вела, вела за собой в звенящую и чистую пустоту. И девушка вдруг вспомнила свое имя! Ее зовут Касра... Касра Ла Онег.
Вспомнив все, Касра резко распахнула глаза и рывком села. Но музыка не прекращалась, все больше и больше радости звучало в ней, торжествующей и уверенной в себе радости. Значит, она была права – палачи лгали, ее не ждет после смерти новая боль! Небеса простили ее, даже если она и была в чем-то перед ними виновата! Касра прислушалась к себе и радостно рассмеялась – ничего не болело, так прекрасно она себя не чувствовала с детства. Впрочем, откуда кому знать, что здесь, за порогом смерти, правильно, а что нет? И как она должна здесь себя чувствовать.
Девушка оглянулась – да, в реальном мире, оставшемся позади, таких странных комнат нет и быть не может. Неровные стены, влажно блестящие розовые наросты на них, весь потолок покрыт каким-то шевелящимся ковром растений. Или не растений? Касра не знала, но продолжала осматриваться с искренним любопытством. Сама она сидела в неглубокой яме, наполненной медленно волнующейся вязкой розовой жидкостью. Эта жидкость нежно ласкала ее тело. Какое странное и приятное ощущение...
– Наша девочка проснулась! – донесся сбоку ласковый женский голос, в нем ощущался какой-то акцент, ни разу до того не слышанный Касрой.