Овечья шкура
Шрифт:
В намеченный день мы прибыли на станцию около часа. Со своего наблюдательного пункта мы следили за передвижениями Люды по вестибюлю станции. Возле контролерши милиционеры снова стояли парой, на что мы сознательно махнули рукой. Умница Ханурина не пошла сразу к турникетам. Она побродила по станции, купила газету в киоске, сделав вид, что кого-то ждет. Но вдруг поведение ее отклонилось от запрограммированного: она закрыла лицо газетой и спряталась за киоск.
Сначала мы с Васильковым подумали, что Люда увидела кого-то, кто может узнать ее
Мы посмотрели и обомлели: к турникетам, улыбаясь милиционерам, уверенно направлялась негодница Алиса в короткой юбке.
Мы с Васильковым беспомощно переглянулись. Милиционеры знали нас обоих, поэтому обнаруживать свое присутствие и кидаться за Алисой нам было нельзя. Люде вмешиваться тоже было совершенно не с руки. Оставалось только пассивно наблюдать, скрипя зубами, как Алиса что-то спрашивает у милиционеров, оба ей что-то отвечают, и, наконец, Петров остается возле контролерши, а Романевский уводит девочку в пикет. Мы надеялись, что среди бела дня в пикете никто не убьет и не изнасилует Алису, но все равно вздохнули с большим облегчением, когда маленькая негодяйка, живая и невредимая, показалась в дверях пикета.
Провожая ее непередаваемым взглядом, Коленька спросил меня:
— Но почему Петров с ней не пошел?
И в этот момент в моей голове сформировалась наконец мысль, которая не давала мне покоя столько времени. Я достала свою записную книжку и протянула ее Коленьке.
— Напиши мне свое имя и фамилию, и номер телефона.
— Зачем это еще? — удивился Васильков.
— Напиши, а я тебе объясню, почему с ней не пошел Петров.
Пожав плечами, Коленька изобразил свои данные: “Васильков Николай, 993-73-67”.
— Хорошо, — сказала я, заглянув ему через плечо. — Другие варианты будут?
Подумав, он написал ниже: “Николай Васильков 993-73-67”.
— Вот именно, — удовлетворенно сказала я, разглядывая то, что он написал.
— Все равно не понял, — пожал плечами Коленька.
— Давай забирать Люду, сегодня у нас опять облом. После Алисы он на Люду уже может не среагировать.
Васильков знаком подозвал Люду, которая уже поняла, что операция опять переносится, и мы поехали в прокуратуру.
— Ну объясни же наконец, — напомнил Васильков, как только мы вошли в мой кабинет.
Я достала записную книжку Кати Кулиш, открыла ее на нужной странице и положила рядом со своей записной книжкой, чтобы Коленька мог сравнить варианты. И амбарную книгу я тоже предъявила Василькову, но он все равно не понимал:
— Ну и что?
— Слепня, — рассердилась я совершенно необоснованно, поскольку сама долго любовалась на эту надпись с тем же результатом, что сейчас Васильков. — Сравни с тем, что сам написал.
— Ну? — не понимал он.
Подошедшая сзади Люда склонилась над записями и тихо сказала Василькову:
— Коля, ты же точку не ставишь, когда пишешь
Но Васильков все еще не понимал:
— При чем тут точка?
— Коля, Петров — это не фамилия, — сказала я. — Это сокращение от отчества. Он писал не “Александр Петров”, а сокращенно — “Александр Петрович”. Наш маньяк — Александр Петрович Романевский.
Все сказав друг другу в самых безжалостных выражениях, мы спохватились, что конец недели благополучно наступил, и господин Островерхий уже должен прибыть в город, чтобы быть допрошенным мною по обстоятельствам утраты мобильного телефона.
Господин Островерхий действительно прибыл и даже готов был дать показания, но только по месту жительства. Мы отправились к нему, и Люда увязалась за нами. По пути они с Васильковым выясняли отношения.
— Ты ж сказала, что это он, когда увидела Петрова, — горячился Коленька.
— Коля, я сказала, что это он, когда увидела Романевского, второго милиционера. Ты же не просил меня показать, кого я узнала, — тихо доказывала ему Люда.
— А как же почерк? Мы же сравнивали почерк, — недоумевал Васильков.
— А почерка Петрова там вообще нет. Романевский заполнял все рапорта — и от себя, и от имени Петрова. У него почерк лучше, — объяснила я. Подъехав к дому Островерхого, мы оставили Люду в машине, а сами поднялись в квартиру. Олег Островерхий оказался симпатичным молодым парнем, который подтвердил мои догадки: в пьяном виде он был задержан на станции метро “Звездная” и доставлен в пикет, где сержант Романевский Александр Петрович (Олег не поленился потом узнать его полные данные) избил его и отобрал деньги и мобильный телефон.
— А почему вы не пожаловались? — спросила я его.
— Это бесполезно, — пожал плечами Островерхий. — Но я встретил его у метро после дежурства и тоже выписал в рыло.
Я не стала комментировать, как я отношусь к поступку Островерхого, но порадовалась, что у нас на всякий случай имеется на Романевского крепкий, документально подтвержденный эпизод превышения власти.
После допроса Островерхого мы отвезли домой Люду, а сами затомились бездельем. Мой ребенок отправился куда-то тусоваться до поздней ночи, Сашка дежурил, заниматься написанием обвинительных заключений в воскресенье не хотелось, и мы поехали навещать Синцова.
Слава Богу, Васильков догадался позвонить ему на мобильный, и вовремя выяснил, что Андрей уже выписан и сидит дома. Купив большой торт и коробку конфет, мы поехали домой к болящему. И до вечера развлекали его рассказами про маньяка, к обнаружению которого он тоже имел некоторое отношение.
Выслушав все, Андрюха заволновался.
— Как бы вам не поиметь еще один труп до того, как вы его повяжете, — предупредил он. — Романевский наверняка назначил Алисе свидание. А он у нас такой — тянуть не любит. Посмотрите: знакомится с девушкой и сразу ее убивает. Никаких ухаживаний.