Овидий
Шрифт:
«Вот и стал ты на тёмную сторону сер Овидий», – улыбаюсь я сам себе.
Мы берём под руки старого вампира и кладём в гроб, ну натурально гроб.
– Закройте меня крышкой, - просит он.
– Ты так стар, как ты её потом снимешь.
– Никак. Я истлею прямо тут. Видать, я должен был отдать этот нож, чтобы спокойно помереть.
– Не валяй дурачка, ты не умрёшь. За ножичек конечно спасибо. А ты проспишься и завтра будешь как огурчик. Судя по внешнему виду - как двухсотлетний огурчик.
– О-о-о-о, мне больше двухсот лет, намного больше. – Кряхтит. – Я расскажу вам историю. Когда-то жил царь, и звали его Галтран. Он был самым великим и самым богатым
ГЛАВА 14
– Ска-а-а-зки. Меня в детстве пугали ими, - отмахивается Малк.
– Нет не сказки. Это не сказки. Я родился через полстолетия после этого, я вживую видел свидетелей тех событий, и я поклялся дожить до того дня как восстанет Галтран. Хотел присоединиться к его армии и стать бессмертным. Хотел… но больше не хочу.
– А что поменялось-то?
– Я устал. Люди не должны жить вечно, - сказал он и закрыл глаза.
Я взял тяжёлую крышку и положил на деревянный саркофаг, оставив небольшой просвет, чтобы он мог выбраться из своего прижизненного погребения.
Мы вышли наружу.
– Странный дед, - первым заговорил Малк.
– А ты веришь в его историю?
– И да, и нет. С одной стороны все знают эту сказочку про Галтрана, хотя эти истории одна другой противоречат. А с другой – я слышал, что на юге происходит что-то страшное. Что где-то там, на дне океана и стоит Чёрная пирамида, в которой лежит Галтран.
– В любом случае – он мне подкинул неплохой такой ножичек, - достаю Кровосток, верчу его в руках.
– Сэр, лучше спрячьте, от этой штуковины у меня мурашки по коже.
– Ладно, - прячу кинжал за голенище.
Мы быстро находим
Я всю дорогу ворчу. Не замечал за собой раньше такой особенности. А тут прямо на ходу, что-то бормочу себе под нос, отчего Малк периодически останавливается и переспрашивает.
– Что?
– Я не тебе, - презрительно фыркаю на него и снова продолжаю всё проклинать. Путешествие по болотам уже затянулось, сильно затянулось. А опасности, которые окружают нас с земли из-под воды и с воздуха, только накаляют обстановку. Я на грани истерики и только Малк абсолютно спокоен. Малорослик на удивление крепок и вынослив. А может, он что-то знает, чего не знаю я. Знает и молчит.
Взбираемся на пригорок. Я стою и смотрю вдаль, там виднеется какая-то скала или холм, с такого расстояния не разобрать.
– Думаешь там уже твердь?
– спрашиваю Малка.
– Кто знает, кто знает, - спокойно отвечает он. Прям бесит его спокойствие.
– Ну, раз всё равно никто не знает – значит мы идём туда.
Опять ныряем в джунгли и чавкаем по болоту. Опять под каждой корягой нас поджидает змея, а над ухом трещат змеемухи.
– Может, ты какую-то песню знаешь, малоросликовую, - в сердцах произношу я.
– Знаю, конечно, в ней поётся про мой край родной и про тот как все умерили от голода. Спеть её?
– Не надо. А повеселее что-то есть?
– Есть.
– Вот её лучше и спой.
– Песня про то, как мы гуляли на похоронах. Называется похоронная.
– Не надо её петь, - снова осекаю я его.
– Почему не надо, хорошая же песня. Я всегда её пою, когда весело.
Останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.
– Весело? Что может быть весёлого в похоронах?
– Как что? – удивляется, - пирожки с горохом. Я их столько съел, когда мама умерла. Помню, меня целую неделю вся деревня подкармливала. И даже после, когда я сидел на могилке матери, кто-то мимо идёт, да и сунет что-нибудь вкусненькое. Я так целое лето пережил. А когда мой братик упал с дерева и умер – мне целый мешок сухофруктов подарили.
– Всё, хватит!
– не выдерживаю я, - ты чего мрачный такой?
– Да где ж я мрачный? – улыбается улыбкой дурачка. Просто вы спросили – я сказал. Не спрашивали бы, не сказывал бы.
«Логично».
– А что-нибудь весёлое в твоей жизни случалось, кроме похорон?
– Ну, я ещё по трупам мародёрствовал! Правда потом вы все эти деньги в таверне на водку спустили, - его голос становится грустным, - но как спустили, так и выиграли назад, - снова улыбается он.
– Вот и поговорили, - снова идём в тишине. Хотя тема смерти в словах Малка действительно контрастирует с мрачностью этих болот. Он так весело и задорно рассказывает о смерти своих близких, будто это анекдот. Это я, наверное, такой весь ранимый. Услышу про смерть и представляю себе маленького мальчика на могилке матери и братика с пакетом сухофруктов. Но что поделать, если он другой жизни не видел и другой радости не знал.
– Было, - вдруг ни с того ни с сего говорит Малк. – Я видел одну девушку. Кожа белая-белая, волосы русые, а улыбка… и зачем она мне тогда улыбнулась.
– Со всей дури лупит себя кулаком в грудь.
– Эй, ты что? – останавливаю я его.
– Да как вспомню её, так сразу в груди щемит. Никогда мне не быть рядом с ней, никогда.
– Ладно, тогда уж рассказывай о смерти и о пирожках с капустой, - пытаюсь сменить тему я.
– Я ради неё и стих написал, послушаете?
– и, не дождавшись моего ответа, начинает: