Шрифт:
Annotation
Еще немного о тверских лесах и людях. Если открыть карту Весьегонского района, можно найти те места, где происходят описываемые события. Жаль, что многих людей, кто послужил прототипами для героев, там уже нет.
Сава Кено
Сава Кено
Ой, то не вечер
Вода возле
Люда вдохнула поглубже. Свежий запах воды, песка, рыжих сосновых стволов, золотящихся на высоких обрывистых берегах черничного бора, так нравился ей, что хотелось остаться здесь еще на месяц-другой. Но они ездили на Рыбинское уже не одно лето, и девушка знала, что стоит начаться осенним затяжным дождям, как тут сразу же станет неуютно. Лес она любила с детства и считала, что знает его хорошо.
– Лююююсяаа! Вааааряаа! Идите кушать!
– С высокого песчаного берега, где стояли палатки, махала рукой Лена Максимова. Полная, крупная, очень красивая женщина лет сорока, прославившаяся среди местных рыбаков своими невероятными заплывами на десять-двенадцать километров вдоль берега. Если кому-то нравилось гулять в лесу, то Лене нравилось плавать.
Люда помахала ей в ответ и повернулась к девочке, тихонько ковырявшейся в прибрежном песке.
– Варюш, пойдем?
– Двенадцатилетняя сероглазая Варя, дочка местных знакомых, покивала головой, спешно что-то доделывая. Над ямкой с водой высилось сооружение из веточек и коры.
– Снова домик для лягушек?
– Люда усмехнулась. Эти дикие дети - Варя и Женька, Люсин двоюродный братишка, застроили лягушачьими пентхаусами все побережье. Потом Женька простыл, его забрали в деревню.
– Будешь скучать по Рыбинскому?
– Буду!
– тихонько и серьезно ответила девочка, поднялась с песка и отряхнула коленки.
***
Наверху они застали бедлам. Палатку Максимовых уже сложили, вещи были разбросаны по всему лагерю. Лена сидела на скамейке возле дощатого стола, вытянув левую ногу, и выговаривала что-то мужу пронзительным голосом. Остальные табунились вокруг.
– Ну и какого лешего ты туда полезла?
– басил дядя Коля.
– Далась тебе эта веревка, потом бы отвязали!
– Ну потому что вы с Вадиком заняты последней бутылкой коньяка и вам некогда! А кому-то за руль сегодня вечером! Чем вы оба думаете?
– Ленусь, ну не ругайся. До вечера все выветрится, вот увидишь! Ну последний же день, ё-моё!
Спустя полчаса разбирательств оказалось, что Лена подвернула ногу, поскользнувшись на коряге, и почти не может ходить. Еще через некоторое время выяснилось, что места в машинах на всех не хватает, поскольку Лена планировала возвращаться в деревню на велосипеде. Среди престарелых папиных тетушек началась паника. Когда в пятый раз переложили палатки из джипа в ниву и наоборот, Люда не выдержала:
– В чем проблема? Давайте я поеду вместо Лены. Я хорошо знаю дорогу. Все равно больше некому.
Тетушки заохали и заволновались, но действительно - не ехать же им! Подгоняя по росту седло велосипеда, Люда краем глаза заметила, что Варя о чем-то настойчиво спорит со взрослыми, а ее бабушка театрально всплескивает руками.
– Люсь, Варюшка с тобой просится, возьмешь?
– подошел папа, дыша перегаром. Люда поморщилась.
– Можно, я с тобой поеду?
– девочка смотрела исподлобья и помолчав, тихо добавила - Меня укачивает в машине. А на велосипеде я хорошо, не отстану. Не бойся.
– А бабушка тебя отпустила?
– Ой, Люсенька, только под твою ответственность! Ты у нас девушка серьезная, ты с ней справишься!
– Люда поморщилась второй раз. Бабушку Вари она не любила. Слишком часто та подчеркивала, что тоже родилась в Москве. Что не лыком шита и не пальцем делана. Временами Люда с удивлением замечала, как тихая внучка стесняется своей бабушки и норовит ускользнуть из-под контроля.
– Люсь, дорогу помнишь?
– от дяди Коли так же, как от папы, несло спиртовым духом.
– Конечно. Чего тут помнить. Семь километров не сворачивая, перед Пеньем налево.
– Ну да. Если сейчас выехать, часа через два максимум уже будете дома. А мы сзади подстрахуем, если что.
– Ой, Коленька, никакого "если что"! Не пугайте меня так!
– бабушка Вари засмеялась кокетливо. Варя шмыгнула к машинам - за своим велосипедом.
Маленькая, сердитая, смешная в клетчатой ковбойской рубашке и с тонкой мышиной косичкой, сейчас она показалась Люде намного взрослее своих двенадцати лет.
***
Ехать на велосипеде по лесной дороге - то еще удовольствие. Плотная, накатанная, она то и дело пересекается толстыми жилами древесных корней, твердыми и скользкими, на которых велосипед подскакивает и норовит сбросить седока. Местами дорога превращается в две глубокие колеи, полные агатово-черной воды. Смотришь в эти лужи и кажется, что дна у них совсем нет. Вокруг, по моховым кочкам, машинами уже проложен объездной путь, но на велосипеде можно проскочить по серединке. Главное - не наехать колесом на змеящийся поперек еловый корень, иначе не удержишь равновесие и шлепнешься прямо в эту чернильную бездну. Конечно, тут же обнаруживаешь дно, оно плотное и твердое. Но сапоги полны воды и будут хлюпать ею до самого дома. Шишки, опять же - под соснами весь путь усыпан мелкими жесткими ежиками круглых коричневых шишек. Возле могучих елок шишки валяются рыжие, длинные, как фигурные свечи, на них так противно проскальзывает колесо! Косое августовское солнце пляшет в оранжевых сосновых стволах, путается в подлеске. Нежно золотит сфагновые волны у подножия деревьев и летящие повсюду осенние паутинки.
Люда с удовольствием посматривала вокруг. За лето она привыкла к велосипеду, педали крутились без напряжения, дорога была ровной и накатанной. Она не спешила, чтобы Варя не устала, да и некуда было спешить. Солнце только недавно перевалило через полдень, до вечера еще далеко, а до поворота на Пенье остался примерно километр. Огромное, гектаров в пятьдесят, ржаное поле среди леса называлось Пеньем. Когда-то здесь случился пожар, деревья выгорели, восстанавливать лесной массив не стали. Выкорчевали пни, распахали, засеяли. Название, от бесчисленного количества пней, прижилось намертво. Выехал на эту огромную поляну - считай, лес закончился. Еще километр-другой - последние островки угрюмых столетних елок и корабельных сосен, уцелевшие при пожаре, останутся позади. Начнутся поля, петляя среди которых, уже можно было разглядеть шиферные крыши Ульянихи.