Ойме
Шрифт:
– Скорее всего, это и есть нужный нам сейф, – тихо говорил рыжий (ага, теперь просто рыжий, а не пламенноволосый). И говорит он как будто по-русски. – Но он под защитой Ашназавы.
Тут носатая дама, сидевшая лицом к Лёке, тронула рыжего за руку. Тот обернулся. Миг смотрел на Лёку, потом сделал подзывающий жест рукой. Лёка подошла и впервые в жизни повысила голос:
– Что? Здесь? Происходит?
Золотой череп на алтаре Ашназавы
– Ты что, по-русски с ними разговариваешь? – хихикнула проходившая мимо Тина.
– Не твоё дело! – огрызнулась Лёка.
– Что?! – У Тины и без того выпученные
– Иди. – Марта легко подтолкнула Тину в спину. Потом посмотрела на Лёку: – А ты свари всем кофе.
– Мне, пожалуйста, какао, – Яна, белозубо улыбаясь, весело подмигнула Лёке.
Лёка кивнула и поплелась на кухню. Всё произошедшее теснилось в мыслях отрывками, наползая друг на друга и не давая сосредоточиться. Как переполненный мусорный бак. Ну, не бак. А что там ещё бывает переполненное.
Неалкализованное какао смешать с тростниковым сахаром. Молоко поставить на плиту. Лёка выдохнула и попыталась сосредоточиться на простых действиях. Молотый кофе смешать с ванильным сахаром, бросить на дно турки и залить водой.
Пока напитки варились, Лёка массировала виски. Потом открыла глаза. Спать хочется. Лёка приподняла турку над плитой, чтобы не дать кофейной пене выплеснуться, когда её толкнуло под локоть. Она чуть не упала, но как будто удержалась за деревянную ручку турки. Тина хмыкнула и поцокала дальше.
Надо бы пожелать ей чего-нибудь нехорошего вслед, да сил нет. Кофе пахнет осенней ночью с качающимися на ветру ветвями и шуршащими листьями. Разноцветные отсветы фар, фонарей и светофоров расползаются по мокрой дороге.
Лёка сняла кофе и какао с плиты, стала разливать по чашкам. Где-то звонко захихикала Тина и засмеялся Август. Даже думать о них не хочется.
– Для мазычей? – спросила Наталья, уже снявшая форму. – Тогда вот это ещё возьми, по их рецептам пекла. Может, зайдёт.
И Наталья поставила на поднос большую тарелку с золотистыми не то пончиками, не то печеньями, завёрнутыми в круговые спирали, как лабиринт. И вазочки с тремя видами шоколадного соуса – горьким, молочным и белым.
– Как-то мудрёно они там называются, – проговорила Наталья, почёсывая подбородок. – Забыла. В общем, расскажешь потом, как им эти штуки. Ладно?
– Угу, – кивнула Лёка, осторожно поднимая поднос.
Наталья попрощалась, Лёка снова только кивнула, пытаясь не расплескать напитки и не дать печенькам съехать с тарелки.
В зале уже погасили свет, горели только небольшие лампы на столиках, стилизованные под керосинки. За одним столом кругом сидели Марта и кофевладельцы.
– О, чипакши! – Квиле довольно потёр руки. – А есть соус?
– Даже три, – буркнула Лёка, плюхаясь на стул.
– Отлично! Ну-ка, попробуем. – Квиле откусил печеньку и стал медленно пережёвывать, глядя вверх. Проглотил и кивнул: – Хорошо. Хороший повар.
– Скажу Наташе, что вам понравилось. – Лёка тёрла глаза пальцами.
– Попробуй. – Яна положила перед Лёкой печеньку.
Чипакши действительно оказались чем-то средним между печеньем и пончиками. Золотистые, из хрустящего теста, но мягкие внутри. Для кофе и какао – то, что надо. К ним бы ещё солёной карамели и шоколадно-орехового соуса.
– Так фто это было? – спросила Лёка, запивая пончик-печеньку кофе с кокосовыми сливками.
Все переглянулись. Рыжий сидел боком, тонкими пальцами держа чашку и глядя на кофе. Лёгкий пар обволакивал его бледное лицо с острыми чертами, делая похожим на статую горгульи. Носатая дама очень уж внимательно начала размешивать сахар ложечкой, а Яна просто смотрела в сторону.
Марта
– Ну, хорошо. – Квиле даже не повернулся. – Слушай. Много лет назад на месте Нижегородской области жили разные языческие племена, которые время от времени воевали друг с другом. Потом пришли христиане, и всё смешалось. Некоторые принимали новую веру легко, другие упирались. Христианизировал нас князь Елисей. Одно из мазычских племён его приняло, но соседи, тоже мазычи, решили пойти войной. Они осадили город, в котором мы сейчас находимся. Но жители хорошо оборонялись – они укрепили стены и сделали много запасов еды. Осада длилась долго, город всё не сдавался. И тогда вождь нападавшего племени придумал хитрость. Он подослал к стражникам своего лучшего переговорщика, и тот убедил одного из воинов ночью открыть ворота. Ему пообещали хорошо заплатить. Он выполнил обещание, и город был захвачен. Жители, правда, спаслись, но не все.
– И фто? – спросила Лёка, жуя очередной пончик и уже забыв начало истории.
– Сейчас вся молодёжь такая невоспитанная? – произнёс рыжий, с закрытыми глазами вдыхая пар от кофе.
– Молодёжь всегда одинаковая, – тихо проговорила Марта, глядя, как в её чашке кружились чаинки.
– Так вот, – снова заговорил Квиле. – Этому предателю дали золото. Много золота. Больше, чем он смог унести.
– И фто? – снова спросила Лёка, у которой история о христианах и мазычах никак не стыковалась с приключениями в чьих-то снах.
– Боже мой, – вздохнул Квиле. – Предателя бросили в яму и завалили золотом.
– Предателей никто не любит, – произнесла Яна, поворачивая с боку на бок пустую чашку, где на дне переливалась кофейная гуща.
– Когда за предателем пришла Ашназава, то есть смерть, он стал упрашивать пощадить его. И она пощадила. Правда, не так как он хотел. Она смилостивилась, и не забрала ни его душу, ни тело. И когда он выбрался из ямы, то больше ничего не стал просить. Он убил вождя, а себя объявил повелителем смерти. Велел отлить из золота черепа и украсить ими свой новый терем. И создал алтарь. Через много лет Ашназава снова пришла за ним, но к тому времени он уже и сам поверил, что может ей повелевать. Смерть не забрала его и на этот раз, но и забирать-то было некого. Оказалось, что его душа полностью растворилась в золоте, а именно перешла к золотому черепу, который лежал на его личном алтаре. А тело… – Квиле повёл бровями. – А зачем ей пустое тело? И он превратился в… как вы их называете?
– Стяконь-рунго, – подсказала носатая мазычка. – Пустое тело, без души. Это когда смерть не забирает человека, потому что его душу не принимает ни рай, ни ад. Так он и болтается, бездушный, по земле.
– Так вот, – продолжил Квиле. – Мазычи, которые верили, что он бессмертный, но не любили его, выкопали огромную яму, куда и скинули своего ненавистного повелителя вместе с его золотым черепом. Там он и сидел много сотен лет, пока не пришли разбойники, что искали золото. Они нашли яму и попытались забрать череп, но сами полегли в битве с этим стяконь-рунго. Он же не может умереть. А их алчные души поглотил череп. Всех стяконь-рунго снова замуровали. Христианство слилось с язычеством, про Ашназаву стали забывать. Но легенды о несметных сокровищах и золотом черепе, хранящем невероятную силу, никуда не делись. И уже в двадцатом веке один нехороший человек выпросил у Ашназавы показать ему место, где хранился череп. И ведь не побоялся забрать, и много лет продолжал владеть, принося ему жертвы. А череп, и правда, давал ему силу. Сколько он ни совершал преступлений, ни разу не попался.