Озабоченный
Шрифт:
– Да ладно, дядь Вань, один раз сюда прорвался, подумаешь! Да мне через три месяца восемнадцать, подумаешь, чуть раньше зашёл… - ныл Костян по пути к гардеробу.
Его, одетого, выставили на улицу, а меня зачем-то попросили задержаться у тамбура с тепловой пушкой.
Хлопали двери, входили – выходили люди в плащах, пуховиках и куртках. Преобладала, конечно, лучшая половина человечества. Я дёргался, порываясь уйти, но охранник, который помоложе, следил внимательно; если что, пресекал.
– Да сколько можно, в натуре! – не уставал я возмущаться.
– Сказано ждать, значит,
Я ловил его взгляд, чтобы попытаться разобраться по-своему, по-колдовски, при помощи гипноза, но не получалось. То ли потому, что я был пьян, то ли из-за общей неспокойной обстановки с громкой музыкой, галдежом и в целом, со звенящей в клубе атмосферой безбашенного возбуждения. Наконец, ожидание разрешилось. Как я и предполагал, ко мне подвалил Славик. Неожиданным, неуловимым движением правой руки взял меня за челюсть, сжав щёки, и задрал мою голову вверх. Задрал настолько сильно, что для того, чтобы увидеть его лицо, мне пришлось опустить глаза вниз, смотреть на собственный нос. Подобное положение настолько выбило из колеи, что возмущаться, пытаться скинуть руку, которая оказалась будто на самом деле каменной, я стал спустя, наверное, минуту.
– Ты, грязь подноготная, как сюда попал? – спросил он удивительно спокойно, мягко, несмотря на смысл речи, обволакивая. – Я жду ответа, падаль малолетняя… ну, - и сжал щёки будто тисками.
– С Костяном, - признался я, понимая, что играть партизана глупо.
– Это дружок твой, который до Маринки докапывался?
– Да…
– Так вот, вас обоих чтобы я здесь больше не наблюдал. Не слышал, не обонял, не видел. Понятно изъяснился?
– Да…
– А ты чтоб около Ленки больше не тёрся. Не подходил, не разговаривал, на переменах за сто метров от неё держался. Понял, школьник?
– Да…
– Узнаю… а я узнаю, поверь, убью. Ты мне веришь?
– Да…
– Пошёл вон отсюда, - с этими словами отпустил моё лицо и коротко, несильно дал мне обидную пощёчину. – Для профилактики, - пояснил по-прежнему бархатным голосом.
И эта пощёчина меня перевернула. Ярость поднялась дикая, как у загнанной в угол крысы, как у медведя в берлоге, когда его рогатиной ни с того, ни с сего тычут. Красная пелена, точь-в-точь как в кино показывают, перекрыла взор. Я еле-еле сдержался, не стал тут же, не сходя с места махать руками, пытаясь попасть по мерзкой ухмыляющейся роже. Заметив моё бешенство, специально провоцируя, Славик сделал такое презрительное лицо, что я почувствовал себя тараканом под здоровенным тапком. В бессилии сжав кулаки до хруста в суставах, я выскочил из клуба. Охранник меня больше не держал.
Первым выпавшим снегом, чистым, блестящим, нежным, словно мягкий велюр, обтёр лицо. Яростный жар, душивший похлеще стальной удавки, пошёл на убыль и стал, наоборот, выкристаллизоваться, превращаться в холодную, лютую злобу.
– Братан, ты что, избитый? – подскочивший Костян повернул меня к себе. – Нет, вроде… по почкам били?
– Отстань, Костян, никто меня не бил… так, пару слов мне Славик высказал.
– Как ни старался говорить спокойно, получилось всё равно сквозь зубы.
– Эх, блин, дёрнул же чёрт меня к бабам подвалить!
– Как смотришь? А то недопить – то же самое, что недотрахать… да и базар мы не закончили…
Я, практически протрезвевший, отсчитал десять тысячных купюр и отдал их однокласснику.
– Я обещал тебя напоить, поэтому держи. Я не пойду. Тачку сейчас вызову и домой. Бери, бери, от души даю.
– Братан, неудобно! – сказал, хватаясь за деньги. – Но, с другой стороны, сочтёмся. Будут у меня лавэ, я не обижу, братан… может, всё-таки вместе побухаем?
– Нет, Костян, не могу, - ответил твёрдо.
– Ну, как знаешь. Хозяин – барин. И это… ну, насчёт кодировки. Я ищу тёлок, ты заговариваешь, сотка тебе, остальное мне, в силе?
– В силе, - подтвердил я и вытащил телефон. Перед тем, как звонить в такси, отметил время – час ночи. Пролетело за миг.
– Ну, это, бывай тогда. А то час уже, полетел я.
– Ага, давай. Удачи, - пожелал я во время рукопожатия.
– Бывай, - сказал Костян, развернулся и быстрым шагом перешёл пустынную улицу.
Глава 10
На таксиста я навалился всей мощью своих способностей.
– Ты устал, брат, - говорил лицу кавказской национальности, поймав его взгляд.
– Устал, - подтвердил он, медленно моргая.
– Расслабься, всё хорошо… отдохни… расслабься… отдохни… спать! – мужчина плавно упал грудью на баранку.
Я откинулся на спинку и расслабился, наблюдая за выходом из клуба.
Ночь, фонари, мигающий снег. Шёпотом урчит двигатель, тихо шумит печь. В машине было тепло, думать было комфортно. Отвлекала лишь злость, перешедшая в какую-то нелепую детскую обиду, котрая переживает больше за собственную беспомощность, бессилие, унижение и бесчестие, чем копит ненависть к неприятелю. Но и подстёгивала обида, впрочем, тоже.
Время близилось к четырём утра, когда из Нирваны вывалилась весёлая компания во главе со Славиком, который держал под руку Лену; пьяная Марина хохотала, повиснув на двух мордоворотах - охранниках. Завёлся припаркованный джип Лэнд Крузер, огромный, словно дом на колёсах, подкатил к компашке, и все загрузились в глубь безразмерного кузова. Один из секьюрити сел рядом с водителем.
– Поехали за ними, - распорядился я, - только аккуратней, чтобы слежку не заподозрили.
Я внушил водителю не задавать вопросов и честно нанял его, заплатив двадцать тысяч. Он готов был землю рыть. Потом меня забудет.
Ехали недолго, минут десять. Остановились перед шлагбаумом, который отсекал от улицы глубокий двор, составленный тремя новыми одноподъездными девяти – пятнадцатиэтажками стоящими буквой «П», возрастая слева направо. Джип подъезжал к центральному дому.
– Так, брат, – обратился я к водителю. – Встань в сторонке и жди меня до… девяти утра, - я взял большой запас, - не появлюсь, уезжай.
Глубоко вздохнул, медленно выдохнул, расслабляясь, и сам себя погрузил в недавно найденное состояние, которое назвал «игра».