Озеро Радости
Шрифт:
Хорошо просвещенный садовником Валентином Григорьевичем отряд, сметая по пути инкрустированные столики и трехсотлетние китайские вазы, устремляется к крохотной двери возле массивного шкафа из рустированного ореха. Дверь замаскирована дубовыми панелями в тон стен кабинета. Все эти годы Яся не знала о ее существовании. Хозяину кабинета не хватило времени на то, чтобы замкнуть дверь, а потому спецназ проникает туда без заминки. Они протискиваются в проем по одиночке, черная фигура за черной фигурой. Они цепляются за косяк прикладами укороченных штурмовых автоматов и пыхтят. Из помещения звучит упомянутая разговорчивым покупателем фраза, первая часть которой обозначает лицо, второе — то направление, в котором лицо необходимо устремить.
Камере требуется несколько секунд, чтобы добежать до потайного проема. Когда она оказывается внутри, дело уже сделано. Теплая испуганная фигура распластана по паркету. На ней восседает черный демон в маске, вдавливающий спину фигуры своим
Из официального комментария под записью девочка узнает, что дом опечатан и скорей всего будет обращен в доход государства вместе со всем содержимым. Вечером Ясину съемную квартиру посещает следственная группа. Она вскрывает полы, снимает крышку унитаза, потрошит содержимое морозильной камеры холодильника и даже врезается в туалетный стояк, чтобы убедиться, что Янина Сергеевна не зафиксировала драгоценности, деньги или иные материальные ценности среди текущих по стояку помоев. Не найдя ничего, Ясю сажают в автомобиль и увозят на допрос в СИЗО КГБ.
Беседа с двумя оперработниками, заходящими в комнату попеременно, фиксируется на видео. Следствие интересует, с какой целью Янина Сергеевна перемещалась в Москву и Вильнюс, не вывозила ли она за пределы Беларуси деньги для перевода их на иностранные счета. Первый следователь кучеряв и похож на актрису Гурченко в расцвете ее творчества. Он умеет изображать улыбку. Его любимая фраза: «Ну хорошо… А если…» Второй следователь похож на актрису Людмилу Гурченко после того, как возраст и изменения в характере вывели ее с первых ролей на вторые, а кудряшки сменились ровными короткими волосами. Он не знаком с мимическим движением улыбки. Лучше всего ему удается облокотиться о стол, думать три минуты, а потом резко поднять взгляд, прожигая подозреваемую глазами, полными ревнивой подозрительностью стареющей красавицы. Его любимая фраза: «Что это значит?» На пятом часу допроса следствие переходит к главному. Ясе предъявляют распечатанный исполнительный лист суда Фрунзенского района города Минска и спрашивают: «Что это значит?» Естественно, ответственным за этот напряженный момент является следователь в образе старой Гурченки. «Что это значит?» — допытывается он и вскидывает огненный взгляд, когда Янина Сергеевна объясняет ему, что уехала из Малмыг, потому что не могла там больше находиться, что в Москве пыталась заработать денег на то, чтобы компенсировать долг. «И что это значит?» — насупливает он брови и заглядывает ей в душу. Он подозревает неладное. Какой-то скрытый смысл. На пике подозрений его сменяет следователь в образе молодой Гурченки. «Ну хорошо… А если это нужно было, чтобы уйти от налогов?» — предлагает он вариант. Подозреваемая в соучастии не может понять этот вариант. Она крутит его и так, и эдак и просто не видит, как это может быть связано с папой. Тогда появляется следователь в образе старой Гурченки и продолжает: «Хорошо. Он вам не помог. Ни уйти от распределения. Ни компенсировать штраф. Что это значит?» — добивается он от Яси. «Наверное, то, что он меня не любил», — дает показания опрашиваемая, опасаясь, что сейчас ей в лоб ударит догоночка: «А это что значит? Что значит то, что он вас не любил?»
Ее отпускают во втором часу ночи, не взяв подписки о невыезде. В некотором смысле подписка не нужна — свидетельница и так не может никуда деться из-за исполнительного листа. Следователь в образе молодой Гурченки, теребя красные глаза, сообщает, что с ней обошлись по-человечески, так как «вообще-то ночные допросы у нас запрещены процессуальным кодексом, мы должны были вас поместить в камеру до утра и начать работу с девяти. Но у нас аврал, как вы видите, оперативная группа будет на ногах всю ночь, допросы, опросы, обыски, так что мы включили вас в карусель. Захотите нажаловаться — мы можем чисто для профилактики вернуться к вашему допросу и поступить по кодексу! Смотрите сами!» Ввиду специфики местного этоса Ясе не сообщают, что она вне подозрений, но она понимает это сама по ряду косвенных признаков, проявленных во время прощания, когда ей выдавали изъятые во время задержания шнурки и телефон. В конце концов, ободранные обои ее квартиры, похоже, произвели на опергруппу впечатление. Получая обратно свой паспорт, Янина Сергеевна узнает, что является единственным человеком в мире, который может осчастливить задержанного продуктовой передачей: в СИЗО КГБ посылки принимаются только от родственников первого порядка. Матери у обвиняемого нет, жена умерла, а дочь одна, Янина Сергеевна. Свидания в СИЗО КГБ не предусмотрены правилами внутреннего распорядка.
* * *
Современный человек обучен таким вещам, как извлечение квадратных корней, умение отличить коринфский ордер от ионического; он знает, как оказать первую помощь пострадавшему при химическом ожоге, как делать дыхание рот в рот и как написать имя «Навуходоносор» без ошибки. Большинство этих вещей — дыхание рот в рот, Навуходоносор или квадратные корни — ему не понадобятся вообще никогда. А если он и попытается их извлечь, вдохнуть или написать, подоспевшие профессионалы объяснят ему, что лучше бы и не начинал, так как в легких — вода, в корне — ошибка, а в Навуходоносоре должно быть четыре «о», а не пять.
С другой стороны, стоит человеку столкнуться с необходимостью собрать передачу в СИЗО КГБ, и оказывается, что он не знает об этой задаче ровным счетом ничего. С учетом статистики, вероятность того, что кто-нибудь из близких человека будет нуждаться в передаче, арифметически более велика, чем то, что ему придется в век калькуляторов ломать голову над забытыми квадратными корнями.
Наша героиня убеждается в собственной беспомощности перед лицом гастрономии подследственных немедленно после того, как задумывается о ней. Она жалеет, что оформлять посылки задержанным не учат в школе и институте. Она заходит на форумы и читает посты «Как собрать передачу в СИЗО КГБ», но вместо полезных знаний на нее сваливаются килобайты концентрированного человеческого горя. Она заходит на сайт КГБ и видит интервью его председателя о мерах по борьбе с халатностью и тунеядством, отчет о субботнике, проведенном офицерами на территории Дома ветеранов, а также новость об учреждении детской спартакиады, посвященной годовщине назначения Феликса Эдмундовича Дзержинского председателем ВЧК. Тема передач тут отсутствует: она не должна интересовать добропорядочных посетителей официальной странички Комитета. Сам факт обращения к этой теме деклассирует пользователя, так что копаться, собирая крохи данных, приходится по информационным помойкам со всплывающими онлайн-играми, в которых сисястые эльфийки в бронированных бюстгальтерах эротично тычут посохами в монстров. Так, закрывая поп-апы, Яся узнает, что посылка не должна превышать тридцать килограммов, что отдать ее можно завтра с восьми тридцати до десяти.
Она идет в продмаг и утрамбовывает в рюкзак: макароны, тушенку, шоколад, молоко. Утром она надевает две пары колготок, джинсы, двое носков, два свитера, пальто и едет на станцию метро «Октябрьская». Вагон заполнен спящими людьми, жадно добирающими последние минуты покоя. Сон в метро — не самый глубокий, но самый заразительный.
Выход из метро «Октябрьская» шарахает по глазам солнцем. За ночь плечи города присыпало перхотью и сейчас ветер и дворники ссыпают ее с тротуаров на проезжую часть. Яся греется кофе «Оскар». Вспененная смесь яичного белка, ложки коньяка и ложки сахара, уложенная поверх озерца эспрессо, является достаточной причиной встречать раннее зимнее утро на «Октябрьской», даже когда тебе не нужно нести передачу в находящееся рядом СИЗО КГБ. За огромными окнами обозревающего проспект Сталина кафетерия — самый странный и самый прекрасный город на земле; город, не обладающий признаками города; город, в котором у людей лица, как в черно-белых фильмах. Город видимой чистоты и невидимых страданий, город, в котором все самое главное надежно спрятано от случайных глаз, город, на гербе которого сложила руки на груди спящая Царица Небесная и Земная.
Допив кофе, девочка перематывает шарф в положение «очень тепло», поправляет рюкзак так, чтобы он согревал большую часть спины, и идет мимо ГУМа к улице Комсомольской, где вдоль убранного гранитом парапета у бокового входа уже переминается на морозе очередь объединенных одинаковым горем людей. Очередь неожиданно длинна. Яся никогда бы не подумала, что пребывающих под следствием в самом закрытом в стране изоляторе может быть так много.
Она слушает разговоры в очереди четверть часа, потом быстро отходит к ближайшей мусорной урне и выбрасывает туда макароны, тушенку, шоколад, молоко. Макароны — потому что их не на чем и негде варить; тушенку — потому что ее невозможно открыть, так как подследственным не дают режущих предметов; шоколад — потому, что он возглавляет перечень запрещенных к передаче в СИЗО КГБ продуктов, почему — никто не знает, возможно когда-то, на заре существования СИЗО, автору первых правил внутреннего распорядка показалось, что слишком жирно будет зэкам жрать шоколад. Что до молока, то оно совершенно бесполезно, так как продукты к содержащимся под стражей попадут лишь через четыре дня, все это время они будут проверяться либо ждать проверки. Молоко за это время успеет скиснуть.
Яся переходит дорогу, заходит в магазин под башенкой и собирает в опустевший рюкзак новый продуктовый набор: мармелад, который можно, карамельки, которые можно, копченую колбасу, которую нельзя, но — можно, ведь ее, как свидетельствуют в очереди, принимают в трех из четырех случаев; она покупает сухари, соленое сало, мюсли, а также апельсины, мандарины, несколько лимонов — все это поможет справиться с дефицитом витаминов. Еще она берет чай, сахар, кофе и «Роллтон». Все продукты она помещает в отдельные целлофановые пакеты, как научила ее очередь.