Ожерелье болотной царицы

Крестиничева Марина

Хмара указывала на ближайший к мостовой дом. По всей видимости, гостей решили разместить в нем. Его некогда прочные еловые бревна почернели, осунулись и просели. Предоставленный своей собственной судьбе старый мох одичало торчал между ними, и пролетавший мимо ветер безжалостно трепал его за бороду. Ставеньки четырех, почти квадратных окон перекосились и теперь с трудом удерживались слабыми ржавыми петлями.

С боку к дому было приделано кривое низкое крыльцо, всего в две ступеньки. Над ним уныло нависала ветхая, готовая обвалиться в любой момент крыша. Ступеньки крыльца были испещрены глубокими трещинами, возле которых суетились беспокойные муравьи. Лиле с Мимлой, двигаясь вслед за Хмарой, пришлось осторожно перешагивать через них – сестры хорошо помнили один из законов мироздания: то, что ты причинишь кому-то, когда-нибудь причинят

и тебе – и не собирались его нарушать. Взобравшись на крыльцо, ключница вновь залезла в карман своего платья и выудила из него уже небольшой железный ключик. Она сунула его в ржавый навесной замок, натужно повернула и кряхтя стащила замок с петель. Освобожденная от запора дверь открыла проход в темные сени¹. Ключница тот час шагнула в них, и Мимле с Лилой пришлось сделать тоже самое.

Сени не освещались, поэтому глазам потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к полумраку. Постепенно Мима с Лилой начали различать худую фигуру их провожатой. Ключница быстро поднималась по невысокой лестнице. Одолев ее, она отыскала торчащую в правой стене ручку и резко дернула ту на себя. Тусклый свет прорвался в сени. Теперь Лила с Мимлой могли видеть, что они оказались в достаточно широком помещении, своего рода вестибюле, соединяющий избу², горницу³, поветь⁴ (сестры знали, что на ней хранят сено) и хлев под поветью. Мимла прислушалась – из хлева не доносилось ни одного звука, видимо, животных там сейчас не было.

«Надо будет все здесь внимательно осмотреть,» – решила Мимла и осторожно нащупала бревенчатую стену, но ей пришлось тут же отдернуть руку, потому что на ее пальчики попыталось влезть сразу несколько паучков, совсем невидимых в темноте, но от этого не становящихся нереальными.

– Сюды проходите, сюды! – продолжала зазывать сестер из избы Хмара, и Лила, шедшая первой, оставив корзинку с черникой в сенях, поспешила на ее зов.

Мимла не стала догонять сестру, ей не терпелось подняться на поветь и вдохнуть запах свежего сена. «Я только на секундочку туда загляну и сразу же уйду,» – пообещала она самой себе, поставила свою корзинку рядом с Лилиной, сбросила ботиночки и осторожно отворила дощатую дверь… На повети также царил полумрак. Ее крепкие ворота были заперты, и солнечный свет проникал сюда исключительно через слуховые окна, но это не помешало любопытной Мимле рассмотреть под высокой двускатной крышей золотистую гору свежего сена, спрятать которое была не в состоянии даже самая черная темнота, потому что у этой горы был потрясающий, ни с чем не сравнимый аромат. Хотя Мимла и читала о том, что парфюмеры скопировали его, ей с трудом в это верилось, потому что создать такое умопомрачительное сочетание ароматических нот было под силу только Небесной канцелярии.

Мимла втянула в себя воздух и уже блаженно закрыла глаза, но тут же вынуждена была снова открыть их, потому что неожиданно для себя ощутила, как что-то пушистое мягко коснулось ее ноги. Непрошеная гостья внимательно осмотрелась: никого рядом не с ней обнаруживалось… «Как странно,» – подумала Мимла и ступила за высокий порог… В ее пятки тут же воткнулось сразу несколько сухих соломинок. Она стряхнула их и, хихикая, прошлась по повети. Идти по гладким, широким доскам было особенно приятно. Мимле нестерпимо захотелось присесть на них, но она собрала всю свою волю в кулак и добралась до светящейся в темноте горы. Осторожно потрогав сено руками и убедившись в отсутствии вил и других колющих предметов, Мимла прыгнула в ароматное облако, и, как ей показалось, вся, без остатка, растворилась в нем. Ей даже пришла в голову мысль о том, что по возвращении домой было бы неплохо попросить Лукаса⁵ нарисовать новую картину под названием: «Мимла в сене». Эту мысль она не смогла толком обдумать, потому что ее отвлек топорщившийся пучок сухой травы. Он проплыл в воздухе совсем рядом с Мимлой, и у нее невольно создалось впечатление, что пучок прицепился к кому-то невидимому и упрямо тащится за ним по повети… Мимла поспешила поскорей отделаться от неприятной ассоциации.

– Его гонит ветер! – взглянув на слуховые окна, сказала она самой себе.

Яков Кузьмич⁶ рассказывал ей, что эти узкие отверстия в стенах нужны для того, чтобы свежие потоки воздуха могли беспрепятственно проникать на повить и прогуливаться по сену, не давая ему слеживаться и гнить.

Мимла позволила себе полежать на повети еще несколько минут, после чего встала и вернулась в сени. Там она вновь надела свои ботинки и, наконец, направилась в избу.

Изба состояла из одной единственной комнаты, точнее сказать, единственно в этой комнате сосредотачивалась вся жизнь дома в холодное время года, потому что именно здесь была устроена большая белая печь. Вернее, она была когда-то белой, но, видимо, со временем, без должного ухода краска на ней пожелтела и местами сильно облупилась. Со стороны входной двери к печи были приделаны высокие деревянные полати⁷. Вероятно, на них можно было удобно устроиться тогда, когда разогретые камни неприятно обжигали тело. Печь и полати занимали почти всю левую часть комнаты, а другой ее кусочек прятался за тонкой деревянной перегородкой и, похоже, выполнял роль кухни. В правой части избы, рядом с небольшими, «почти квадратными» окнами стоял длинный стол, накрытый льняной скатертью, за который была задвинута пара стульев. Вероятно, в качестве стульев можно было также использовать прибитые к стенам широкие полки.

Мимла с интересом рассматривала непривычно низкий, оклеенный старыми обоями потолок. Она всегда любила низкие потолки, так как считала, что они придают дому особый колорит и уют. Мимле нравилось так думать, хотя она и понимала, что на самом деле невысокие стены, так же, как и маленькие окна, и низкая входная дверь, подобно заботливым домашним духам, удерживают внутри дома тепло.

Из-за печки загремела кастрюлями Хмара.

– Самовар скипел! Суп из рогоза и лепешки из змеиного горца приготовились! – возвестила она сестрам, появляясь из-за перегородки. – Посуду можете взять в шкафчике.

У ключницы был вполне довольный вид – вероятно, происходящее полностью вписывалось в ее планы.

– Ну, обживайтесь, Высочества. Если что понадобится, там в сенях таз с колотушкой. Выйдите на крыльцо, стукните, я в раз прибегу.

– Так и сделаем, – заверила ее Лила.

Одобрительно кивнув, Хмара все так же по-гусиному, быстро засеменила к двери и тут же исчезла за ней.

– Давай проветрим помещение, – предложила Лила Мимле.

Она отдернула занавеску с ближайшего «почти квадратного» окна – с занавески при этом тот час посыпалась пыль – и распахнула его. Изба начала наполняться свежим воздухом…

– Как странно, никогда не думала, что на болоте так легко дышится, – удивилась Лила.

– Это из-за мха, Лила. Юлиус⁸ говорил, что мох дарит свежесть болотам, – напомнила ей Мимла.

– А вот этих упырей дарит тоже он? – проворчала Лила, глядя на стаи мошек, беспрепятственно влетающих в окно избы. – Сейчас покончим с этим безобразием!

Она достала из кармана своего комбинезона настойку таволги⁹ и тщательно опрыскала ей широкий подоконник. Шумная компания тот час передумала наносить им визит.

– Теперь можно и перекусить, – Лила поспешила в маленькую кухонку.

В нее каким-то чудом вместилось сразу несколько предметов утвари. Основательный сосновый буфет расположился ровно напротив прохода и почти доставал до потолка. Сквозь несколько помутневшие стекла своей верхней половины он горделиво демонстрировал пожелтевший столовый сервиз и одновременно что-то заговорчески утаивал за глухими дверцами своей половины нижней… К буфету нерешительно прижимался четырехногий хозяйственный стол. Он был весь завален кастрюлями и ковшами, посреди которых вальяжно отдыхал остывающий самовар. Рядом со столом готовилась принять отходы и мусор большая еловая кадушка. Завершал кухонное убранство умывальник с керамической раковиной, под которой стояло вполне обыкновенное ведро. Быть может, из-за соображений пожарной безопасности умывальнику отвели место у самой печи.

Лила отворила верхние дверцы буфета и взяла первую попавшуюся миску. С ее пожелтевшего дна на нее молчаливо смотрела красная полуптица-полуженщина…

– Похоже, местные жители знакомы с Сирином… – сморщила нос волшебница.

Но Мимла больше не хотелось вспоминать райскую птицу, она уже увлеченно копалась в нижнем отделении буфета.

– Лила, здесь столько всяких баночек! И они все подписаны! «Черника», «брусника», «клюква», – с воодушевлением перечисляла она. На секунду в буфете установилась полная тишина. Лила оторвалась от миски и попыталась определить ее причину, но голос Мимлы уже зазвенел вновь.