Ожерелье болотной царицы

Крестиничева Марина

Хотя, я ошибаюсь… Никакой лампочки под абажуром нет, на зато на тонконогом столе стоит оставленная кем-то керосиновая лампа. При желании можно вытащить из-под облупившейся голубой крышки четыре табуретки того же цвета и той же степени изношенности, присесть на них или на развалившийся рядом большой красный диван. Только будьте осторожней – обивка дивана изрядно прохудилась и теперь не в состоянии скрыть нервно торчащие пружины, на которые из своего угла так осуждающе поглядывает перекошенный трехстворчатый шкаф. Несмотря на солидный возраст и сопутствующие ему болезни, этот великан по-прежнему способен поглотить и удерживать множество самых разнообразных вещей. В этом с ним не может

сравниться даже крепкий, вместительный сундук, безмолвно застывший у противоположной стены. Именно к этому сбитому из ровно отесанных тонких досок сундуку, надежно опоясанному широкой кованой лентой, и бежит сейчас Хмара. Добравшись до него, она наклоняется, хватает верхнюю петлю, вбитую в основание крышки, и тащит крышку наверх… Та неохотно ей поддается…

Теперь уже и Лила с Мимлой присоединяются к ключнице. Все трое замирают и с любопытством ждут, что же сейчас покажет им молчаливый чердачный житель, но то, что предстает перед их взорами, превосходит все их ожидания, потому что совершенно не вписывается в общую унылую, отдающую тленом обстановку. Каким-то непостижимым образом томящимся в тюремном заточении вещам удалось сохранить свой первоначальный облик, и сейчас они предстают перед зрителями во всем совершенстве своего юного состояния…

Хмара поочередно достает из сундука сложенную вчетверо блестящую, точно только что отпечатанную в типографии подробную карту местности с нанесенными на ней непонятными символами, несколько серых, аккуратно связанных носков, очки с круглыми розовыми стеклами и блестящими мельхиоровыми дужками, наконец, – им действительно повезло! – из сундука появляется кусок дивной переливающейся ткани. Серебристым облаком он нежно мерцает в морщинистых руках Хмары.

– Мама говорила, что в их время умели ткать сам лунный свет, – почему-то полушепотом сообщает сестрам Хмара. – Забирайте отрез и спускайтесь в избу, Высочества, а я сейчас принесу вам иголки и ножницы.

Хмара бесцеремонно вручает сестрам находку и, не дожидаясь их, быстро ковыляет к лазу.

– Лила! Она действительно похожа на лунный свет! – Мимла восхищенно проводит рукой по мерцающей ткани. – Если мы предстанем перед здешними жителями в нарядах из нее, ни у кого не возникнет сомнений в том, что мы настоящие принцессы.

– Еще немного, и я сама в это поверю! – смеется Лила.

Сестры забирают ткань, возвращают ненужные им вещи обратно в сундук, закрывают его крышку и вслед за ключницей спускаются в сени.

Заниматься рукоделием они отправляются в горницу. Лила открывает окно, по своим размерам значительно превосходящее своих «почти квадратных» братьев, и теплый воздух быстро наполняет небольшое помещение. Он словно оживляет и две горки¹⁷, приставленные к противоположным стенам, и высокие кровати, располагающиеся за ними, и круглый стол между кроватями. Когда Мимла первый раз распахнула дверь примыкающей к избе горницы, она зачарованно застыла на ее пороге. Мимлу встретил какой-то совсем другой мир: упорядоченный и прекрасный, в котором у всего было свое особое предназначение: и у филенчатых дверок¹⁸горок, и у их изящных резных корон¹⁹, у нарядных подзоров кроватей, у пирамид подушек, у кисеи, наброшенной на них чьей-то заботливой рукой.

Этот мир когда-то добросовестно создавался стуком ткацкого станка и усердным перебиранием коклюшек. Сейчас же он замер и настороженно присматривался к новой хозяйке, словно гадал: своя ли она ему или просто заблудившаяся равнодушная странница? И Миле захотелось породниться с ним. Она отыскала на чердаке круглобокую керамическую вазу, отчистила ее от грязи и пыли и поставила на круглый стол. Старый мастер использовал густую темно-фиолетовую краску. Возможно, он просто замазал ею огрехи своего творчества, но получилось красиво. Своим черно-фиолетовым великолепием ваза вонзалась в белоснежную скатерть стола и этим приковывала к себе взгляды. Мимла восхищенно смотрела на нее, сожалея о том, что поблизости нет цветов для ее украшения. Вероятно, вездесущая Небесная канцелярия прознала про ее страдания, и вскоре, исследуя участок позади их нового дома, Мимла обнаружила крохотную баньку, а рядом с ней и кустик неизвестного растения. Его ворсистые багряные стебли высоко поднимались над землей, листья походили на лодочки, а цветущие колоски были сплошь усеяны малиновыми звездочками. Вначале Мимла подозрительно отнеслась к случайной встрече с загадочным цветком. Она обошла куст целиком и только затем осторожно потянулась к звездочкам, а когда приблизилась к ним, была совершенно очарована незнакомым ароматом. Не мешкая больше, Мимла отломила себе три веточки. С них на нее тут же брызнула роса. Росы было так много, что Мимла сама того не желая, словно искупалась в ней.

Вернувшись домой, она воткнула цветы в вазу и поразилась тому, насколько гармонично смотрелись ее чернильные бока с багряными листьями и малиновыми цветами. Они словно были созданы друг для друга…

– Красота! Просто божественная красота! – полушепотом, который, как уже успела понять Мимла, выражал у нее восторг, вечером подтвердила ее мысли подоспевшая Хмара.

– Вот ведь многие ищут счастья в других краях, вместо того, чтобы взять и наладить свой быт так, как им того хочется, – довольно заключила ключница. Мимла смотрела на нее и удивлялась тому, как светлые чувства изменили ее лицо. Они разгладили мелкие морщинки, заставили сиять прозрачные глаза, вернули им их природный голубой цвет.

«Удивительное дело, как влияют на нас наши мысли,» – подумала Мимла.

Вечером, когда розовая дымка заката окутала все болото, сестры, отложив шитье, отправились в истопленную для них Хмарой баню. Березовые веники беззастенчиво благоухали, круглые камни громко шипели, а Лила с Мимлой весело смеялись, натираясь колючими мочалками и окатывая друг друга мягкой болотной водой. После бани краснощекие, в намотанных на головах полотенцах они еще долго сидели за столом избы, пили брусничный чай и слушали непривычные рассказы ключницы о жизни в Болотном царстве.

Спать Лила с Милой отправились в горницу. Длинные ночные рубашки, в которые заботливо нарядила их Хмара, несколько превосходили сестер по своим размерам, и при попытке передвинуться на новое место смешно волочились за ними по полу, но Хмара и слушать ничего не хотела о том, что их следовало укоротить.

– Замерзните, Высочества, заболеете – с меня спроситься! – строго ответила она сестрам, и те поняли, что дальнейшие переговоры с ней бессмысленны.

– Вот возьмите-ка, иглы и ножницы, – на прощанье ключница протянула им принесенную плетеную шкатулку. – Там я вам еще пуговки, пуговки подходячие для платьев положила!

– И вот еще ночник, для комфорту, – она поставила на стол горницы фонарь с гнилушками²⁰. – С ними вам повадней будет. Отдыхайте, Высочества! Я вас сама закрою.

– Спокойной ночи, Хмара, – попрощались с ней сестры и только сейчас почувствовали, насколько они устали. Заперев дверь горницы на надежный железный крючок и понаблюдав некоторое время за светящимися в полумраке гнилушками, сестры разобрали подушечные пирамиды, отбросили лоскутные одеяла и, попутно воюя со своими ночнушками, забрались на высокие кровати. Едва они оказались в кроватях, как тут же забылись крепким сном.