Ожерелье Дриады
Шрифт:
Даф не совсем понимала, как это «выздоравливать». Она чувствовала себя нормально, а ей твердили «выздоравливай!», будто это происходило не само собой, а по ее воле.
Дафне велено было сидеть или лежать, а она ходила по комнате, изредка в поисках разнообразия прилипая носом к балконной двери. На балконе жили мотоциклетные покрышки и стояла красная переносная ванночка для купания младенцев. Ванночку эту купила Улита, чтобы она своим румяным видом постепенно капала на мозги Эссиорху, приобщая его к радостям отцовства.
Когда кто-нибудь
Примерно это происходило теперь с Дафной, давно отвыкшей от тишины. И, хотя Мефодия не было рядом, она все равно ощущала, что он близко, мысленно беседовала с ним и представляла, как при встрече она ему скажет:
– Ты думаешь, что признание в любви – это слова? И что тебе не хватает именно правильно расставленных слов?..
Дважды приезжал рыжий Баснецов, и Дафна играла с его девочкой, которую не брали в сад, потому что она всех там перекусала. Другим родителям не понравилось, что дети их ходят покусанными, они отправились к заведующей гневной делегацией, и девочку вернули Баснецову. К известию, что девочка кусается, Эссиорх отнесся спокойно.
– Она привыкла, что нужно все выгрызать, – вот и выгрызает. Потерпи чуть-чуть, и все будет хорошо. Внезапных чудес не бывает, – сказал Эссиорх Баснецову.
Дафна удивленно уставилась на него: и от кого она слышит, что чудес нет?
– То есть чудеса, конечно, бывают, если считать чудом какой-нибудь банальный телекинез, но все главные чудеса происходят всегда медленно и постепенно. И нужны для них любовь и терпение. Целая куча любви и вагон терпения, – поправился хранитель.
Улита сидела на кухне и обучала «трофейного» Зигю играть в «камень-ножницы-бумага» на щелбаны. Разумеется, если бы она проиграла, Зигя с двух щелчков пробил бы ей лоб, но ведьму спасало то, что она мухлевала. То она говорила, что бумага завернет камень, а то утверждала, что показала такой здоровенный камень, что ему любая бумага просто тьфу. В общем, проигрывал всегда Зигя.
Что делать с Зигей, Эссиорх представления не имел. Отдавать его Пуфсу – свинство, на улицу прогнать – не прогонишь, держать же такого гиганта у себя громоздко. В результате как-то само собой получилось, что Зигя достался Улите в качестве заместительного младенца. Интеллект он имел соответствующий, характер привязчивый, одна беда – в детскую ванночку не помещался.
– Мама Улита, а маму Прасковью мы позовем? – спрашивал Зигя.
– Не сейчас. В другой раз. А то папуля Эссиорх меня не поймет, если мы еще и ее притащим, – поясняла Улита.
И так уже все вокруг говорили о том, что мрак отнял силы у Наты, Мошкина и Чимоданова и отдал их Прасковье. Теперь дело только за силами Буслаева.
– Мама Улита, а две мамы быть может?
– От степени инфантильности зависит! У некоторых что не тетя, то мама.
Кроме Зиги, Улите приходилось опекать репейную дриаду, которой особая маголодия мешала сбежать, пока не истечет неделя. Дриада шаталась по квартире, на всех ругалась, устраивала в ванной потопы и воровала из холодильника продукты. Когда ясно стало, что бусина помогла и дриаду можно уже не удерживать, ей вручили целый мешок рыбьих голов (Улита где-то вычитала, что у дриад к ним слабость) и проводили обратно в муромский лес. Предварительно Эссиорх позаботился очистить его от мяты.
На восьмой день произошло то, чего Дафна ждала и одновременно боялась: появилась Шмыгалка. Случилось это вечером, хотя Эльза Керкинитида Флора Цахес и вечером была воплощенная бодрость. Оптические прицелы ее очков укоризненно нацелились сперва на Корнелия, а затем, убедившись, что он выскользнул из комнаты, на главную свою мишень – на Дафну.
– Ну фот, тарогой мой фюпсик! Как ты себя фюствуешь?
– Плохо! Кашляю вот, – быстро сказала Дафна.
Шмыгалку провести ей не удалось.
– Кафель вылечишь позже! Тафай перейдем сразу к делу! Чем пыстрее прижжешь ранку, тем меньше пудет фоплей! – сказала она с видом медсестры, которой не терпится сделать укол большим шприцем.
Даф ждала вопроса, созерцая под толстыми стеклами увеличенные зрачки Шмыгалки. И вопрос прозвучал:
– Пофумала, о чем я тебя фросила?
Даф молчала.
– Так «да» или «нет»? Идешь со мной или остаешься?
– Не знаю. Я не могу так скоро. Я еще не решила, – выдавила Даф.
Ей казалось, что преподавательница по музомагии сейчас раскричится, будет давить, но та отнеслась к ее ответу как к чему-то ожидаемому.
– Ну и нефажно!
– Почему неважно?
– Я, фюпсик мой, знала, что ты путешь колепаться, и сделала фсе за тебя! – успокоила ее Шмыгалка. – Пусть ты путешь на меня злиться какое-то фремя, но рано или поздно скажешь мне «спасибо». Я таждусь этого момента!
– За что злиться? – испуганно спросила Даф.
– Час назад я была на приеме у Фроила. Сообщила ему, что поюсь за тебя и что Пуслаеву нужен новый хранитель! – жизнерадостно продолжала Эльза Керкинитида Флора Цахес.
Даф смотрела на паркет под ногами. Ей важно было, чтобы он перестал вращаться. Глупо будет вот так вот взять и упасть.
– И что он сказал? – спросила она как будто без всякого выражения.
– К софелению, ничего! Сообщил, что пришлет свой фриказ сам! – отрезала Шмыгалка. – Но уферена: он фнял моим тофотам! Он кфайне фнимательно слушал! Я же была, как фсегда, упетительна!..
Рядом возник златокрылый. Он вложил в руку Шмыгалке конверт и мгновенно исчез. Это был профессиональный курьер – не чета «Корфелию», который неделю промариновал бы его в своей сумке, а затем устроил бы из его вручения целое лазерное шоу.