Ожерелье королевы
Шрифт:
Филипп покачал головой.
— Да, сударь, — сказал он, — ваш упрек заслужен: я искал ссоры с вами и был не прав.
— Теперь это не имеет значения, господин де Таверне; у вас в руке шпага, пользуйтесь ею для чего-нибудь другого, не только парируйте. А если вы не хотите нападать на меня более энергично, то защищайтесь хотя бы слабее.
— Сударь, — повторил Филипп, — я еще раз имею честь сказать вам, что был не прав и раскаиваюсь в этом.
Но Шарни был слишком возбужден, чтобы оценить великодушие своего противника, и счел его слова оскорблением.
— А, я понимаю! — воскликнул он. — Вы хотите проявить ко мне великодушие! Не правда ли, шевалье? Сегодня вечером или завтра вы будете рассказывать каким-нибудь прелестным дамам, что заставили меня выйти с вами на поединок и затем даровали мне жизнь.
— Господин граф, — отвечал Филипп, — я, право, начинаю опасаться, что вы сходите с ума.
— Вы хотели убить господина де Калиостро, чтобы заслужить расположение королевы, не правда ли? И чтобы быть еще более уверенным в ее расположении, вы хотите убить и меня, выставив при этом на посмешище?
— Это уж чересчур! — воскликнул Филипп, нахмурив брови. — Ваши последние слова доказывают мне, что у вас не такое благородное сердце, как я полагал.
— Ну что ж, пронзите это сердце! — вскричал Шарни, открывая свою грудь как раз в ту минуту, когда Филипп сделал быстрый выпад и уколол его.
Шпага скользнула по ребрам и провела кровавую борозду под тонкой полотняной рубашкой Шарни.
— Наконец-то, — радостно воскликнул тот, — я ранен! Теперь, если я вас убью, моя роль будет отлично исполнена.
— Положительно, вы совсем лишились рассудка, — отвечал Филипп. — Вы не убьете меня, и на долю вашу выпадет роль самая заурядная… Вы будете ранены без всякого повода и всякой пользы для вас, так как никто не знает, из-за чего мы дрались.
Шарни между тем сделал такой быстрый прямой выпад, что на этот раз Филипп едва успел вовремя отразить его, но при этом сильным ударом выбил шпагу из рук противника и отбросил ее на десять шагов в сторону.
Затем он подбежал к ней и сломал ее на куски ударом каблука.
— Господин де Шарни, — сказал он, — вам не к чему было доказывать мне свою храбрость… Вы, значит, сильно ненавидите меня, раз проявили такое ожесточение в поединке со мной.
Шарни не отвечал, он заметно бледнел.
Филипп несколько секунд глядел на него, надеясь услышать от него подтверждение или отрицание своих слов.
— Итак, граф, — сказал он, — жребий брошен, мы враги.
Шарни зашатался. Филипп бросился к нему, чтобы поддержать, но граф отстранил его руку.
— Благодарю вас, — сказал он, — я надеюсь, что смогу дойти до моей кареты.
— Возьмите, по крайней мере, этот платок, чтобы остановить кровь.
— Охотно, — ответил граф, взяв платок.
— Обопритесь на мою руку, сударь; вы упадете при первом же встреченном на пути препятствии, так как едва стоите на ногах, и это доставит вам совершенно лишние страдания.
— Шпага, вероятно, рассекла только мускулы, — сказал Шарни. — Я ничего не ощущаю в груди.
— Тем лучше, сударь.
— И я надеюсь быть вскоре здоровым.
— Тем лучше, повторяю. Но если вы хотите скорейшего выздоровления, чтобы возобновить наш поединок, то предупреждаю вас, что вам трудно будет принудить меня к этому.
Шарни пытался отвечать, но слова замерли у него на устах; он пошатнулся, и Филипп едва успел поддержать его.
Затем он поднял графа, как ребенка, и понес к карете: Шарни был почти в бессознательном состоянии.
Впрочем, Дофен, увидев сквозь ветви деревьев со своего места, что произошло, сократил путь своему господину, двинувшись ему навстречу.
Шарни посадили в карету; он поблагодарил Филиппа кивком головы.
— Поезжайте шагом, кучер, — сказал Филипп.
— А вы, сударь? — пробормотал раненый.
— О, не беспокойтесь обо мне.
И он с поклоном захлопнул дверцу.
Карета медленно тронулась, а Филипп остался стоять на месте, глядя ей вслед. Скоро карета исчезла, завернув за угол аллеи, и тогда Филипп направился в Париж кратчайшим путем.
Затем, обернувшись в последний раз и увидев, что экипаж вместо того, чтобы возвращаться в Париж, повернул в сторону Версаля и скрылся за деревьями, Филипп с глубокой задумчивостью произнес четыре слова, вырвавшиеся у него из сердца:
— Она будет жалеть его!
X
ДОМ НА УЛИЦЕ НЁВ-СЕН-ЖИЛЬ
У дверей караульного помещения Филипп встретил наемную карету и вскочил в нее.
— На улицу Нёв-Сен-Жиль, — сказал он кучеру, — и поживее.
Человек, только что дравшийся и сохранивший вид победителя, крепко сложенный, с благородной внешностью, осанкой напоминавший военного, хотя и был одет в городское платье, — всего этого было более чем достаточно, чтобы поощрить славного малого, чей кнут если и не был, подобно трезубцу Нептуна, скипетром, означавшим власть над миром, то, во всяком случае, Филиппу казался скипетром весьма важным.
Автомедонт, нанятый за двадцать четыре су, пожирал пространство и вскоре доставил Филиппа на улицу Нёв-Сен-Жиль, к особняку графа де Калиостро.
Дом этот поражал крайней простотой своего внешнего вида и величавой грандиозностью линий, как и большинство строений, воздвигнутых в царствование Людовика XIV на смену мраморным и кирпичным безделушкам, возведенным при Людовике XIII в стиле эпохи Возрождения.
Поместительная карета, запряженная двумя прекрасными лошадьми, с мягкими рессорами, покачивалась на обширном парадном дворе.