Ожерелье королевы
Шрифт:
И они принялись охотиться на куропатку и зайца заодно с г-ном де Босиром: то науськивали на зайца собак, то шныряли в траве за куропаткой и преследовали по пятам самого охотника.
Видя, как посторонние люди вмешиваются в его охоту, Босир сперва очень удивился, а потом изрядно разгневался. Как подобало мелкопоместному дворянчику, он ни с кем не желал делиться своей дичью; но в то же время ему вовсе не улыбались новые знакомства. Вместо того чтобы самому спросить нежданных и незваных приспешников, что им угодно, он направился прямиком к сторожу, которого
Сторож сказал, что, насколько ему известно, люди эти пришлые, и добавил, что сам хотел прервать их охоту; так он и поступил. Однако чужаки возразили, что охотятся вместе со своим другом, вон с тем господином.
И они указали на Босира. Сторож привел их к нему, к великому неудовольствию благородного охотника, который вовсе не желал этой встречи.
– Господин де Ленвиль, – сказал сторож, – эти господа уверяют, что охотятся вместе с вами.
– Со мной? – вскричал уязвленный Босир. – Скажите пожалуйста!
– А, так вы откликаетесь еще и на имя Ленвиля, мой любезный Босир? – шепнул ему один из агентов.
Босир задрожал: в этих краях он никому не открывал своего настоящего имени.
Он растерянно посмотрел на агента, потом на его спутника; их лица показались ему смутно знакомыми, и, чтобы не подливать масла в огонь, он услал сторожа, подтвердив, что эти люди охотятся вместе с ним.
– Значит, вы их знаете? – воскликнул сторож.
– Да, теперь мы узнаем друг друга, – заметил один из агентов.
И Босир остался в обществе двух охотников, чувствуя себя весьма неловко и опасаясь чем-нибудь себя выдать в разговоре с ними.
– Пригласите нас к себе на завтрак, Босир! – обратился к нему полицейский-умник.
– К себе? Не знаю, право… – начал Босир.
– Неужто вы обойдетесь с нами так нелюбезно?
И тут Босир потерял голову: вместо того чтобы подчинить обстоятельства себе, он подчинился им.
При виде домика полицейские, как подобало людям с хорошим вкусом, принялись расхваливать его красоту, расположение, деревья вокруг, вид; Босир и впрямь избрал прелестный уголок, чтобы свить гнездышко для себя и своей подруги.
То была поросшая лесом долина, которую пересекала неширокая речка; дом был расположен на восточном склоне. Сторожевая башенка, похожая на небольшую колокольню без колокола, служила Босиру наблюдательным пунктом: отсюда он следил за всей округой в дни хандры, когда его надежды тускнели и в каждом землепашце, склонившемся над плугом, ему мерещились стражи закона и правопорядка.
С одной стороны домик был очарователен и открыт обозрению, с трех других его скрывали лес и холмы.
– Как ловко вы здесь спрятались! – с восхищением заметил один из шпиков.
Босир затрепетал от этой шутки и под лай дворовых собак первым вошел в дом.
Агенты с учтивыми ужимками последовали за ним.
31. Голубки угодили в клетку
Босир не случайно воспользовался входом со двора: он хотел предупредить Оливу, чтобы она была начеку. Не зная о краже ожерелья, Босир зато достаточно знал о бале в Опере и об истории с чаном Месмера, чтобы избегать показывать свою подругу незнакомым людям.
Он рассудил правильно: молодая женщина, читавшая фривольный роман на кушетке в крошечной гостиной, услышала собачий лай, выглянула из окна и увидела, что Босир вернулся не один. Поэтому она не бросилась, как обычно, ему навстречу.
К прискорбию, это не уберегло голубков от ястребиных когтей. Надо было заказать завтрак, а деревенским слугам далеко до Фронтена, [144] увалень лакей несколько раз осведомлялся, надо ли спросить распоряжений у хозяйки.
При этом слове сыщики навострили уши. Они принялись мило подшучивать над Босиром, который, оказывается, прячет даму, чтобы она служила отшельнику приправой ко всем радостям, связанным с богатством и уединением.
Босир вытерпел их зубоскальство, но не показал им Оливу.
144
Фронтен – ставшее нарицательным имя ловкого слуги во многих комедиях, например в «Тюркаре» Ж. Лесажа.
Подали обильное угощение, и оба сыщика отдали ему должное. За трапезой много пили и часто провозглашали тосты за здоровье отсутствующей дамы.
Во время десерта все разгорячились, и гг. полицейские решили, что длить пытку хозяина было бы бесчеловечно. Они ловко навели разговор на то, как радостно бывает чувствительным людям возобновлять прежние знакомства.
На это Босир, откупоривая бутылочку ямайского рома, осведомился у незнакомцев, когда и при каких обстоятельствах он с ними встречался.
– Мы друзья одного вашего сообщника, – был ответ, – по дельцу, которое вы провернули вместе с несколькими приятелями, словом, по шутке с португальским посольством.
Босир побледнел. Когда упоминают о подобных делах, собственный галстук начинает натирать шею: в его складках словно прячется конец веревки.
– Вот оно как, – дрожа, промямлил он, – и вы хотите спросить у меня от имени вашего друга…
– И впрямь хорошая мысль, – шепнул шпик своему приятелю, – так оно будет куда приличнее приступить к делу. Нет ничего безнравственного в том, что мы потребуем долю нашего отсутствующего друга.
– К тому же это не лишает нас права на все прочее, – отвечал поборнику нравственности его друг с кисло-сладкой улыбкой, от которой Босира бросило в дрожь с головы до ног.
– Итак?.. – спросил он.
– Итак, дорогой господин Босир, мы были бы очень рады, если бы вы вручили одному из нас сумму, причитающуюся нашему другу. Это составляет, помнится, десять тысяч ливров.
– По меньшей мере и не считая процентов, – поддакнул его товарищ.
– Господа, – возразил Босир, у которого захватило дух от такой настойчивости, – кто же хранит в деревенском доме десять тысяч ливров?