Ожидание шторма
Шрифт:
— Мне необходимо срочно увидеться с капитаном Долинским! — Ничего другого она не смогла придумать.
Офицер взял под козырек:
— Я приложу все усилия, чтобы связаться с капитаном по телефону... Мадам, прошу вас пройти в свою комнату...
Она вновь зажгла свечу. Шампанское еще пузырилось в раскупоренной бутылке, отливало голубой зеленью.
Молния полыхала за окном, бело прыгала над морем, над горами. Дождь валил, как толпа.
Было страшно. Было беспомощно. Она не имела понятия, можно ли извлечь взрыватель обратно. Но хорошо помнила о другом. Он все равно взорвется. Даже извлеченный. Сам по себе. Поскольку химический.
Часы показывали без пяти минут десять. Пятнадцать минут надежды.
«Надо думать, — сказала она себе. — Надо думать. Успокоиться и думать. Как обычно. И тогда все будет хорошо».
Ночь с дождями и молниями уже однажды была в ее жизни...
— Меня ищут жандармы, — сказал незнакомый парень с мокрыми волосами, которые, словно тина, свисали поперек его лба.
Это было в Ростове. Клава снимала комнату в маленьком доме в районе Нахичеваня. Хозяйка — добрая упитанная старушка — страдала глухотой. И Клава могла играть на пианино даже ночами. Видимо, на вальс Шопена и постучался этот парень, мокрый с ног до головы. Ей, молодой девушке, казалось просто невероятным, что в такое осеннее ненастье кто-то может ходить по улицам.
Парень часто дышал, но испуг не коснулся его лица, а глаза были умные и спокойные. Он сказал:
— Я нырну под вашу кровать.
И она не возразила, а согласно кивнула в ответ. Ей нравились вот такие отчаянные ребята.
Жандармский офицер появился в дверях всего лишь минуты три спустя.
— Вы одна? Вас никто не беспокоил, барышня?
— Кроме вас, никто.
— Барышня не очень любезна.
— Вы мешаете. У меня завтра экзамен.
Топая, жандармы удалились. Их голоса еще слышались с улицы — стражи престола прочесывали весь район.
Клава вернулась к пианино. Играла долго и с настроением.
— Вы молодец, — сказал парень, выбравшись из-под кровати. Потом он вынул из-за пазухи пачку листовок. Удовлетворенно заметил: — Не промокли. — И с горечью: — Жаль, котелок с клеем я потерял.
— Есть клей, — сказала Клава. — В комнате был ремонт. И осталось почти полбанки хорошего клея.
— Вы совсем молодец, — обрадовался парень.
— Это страшно, клеить листовки?
— В такую погоду холодно.
— Можно, я помогу вам? — Еще секунду назад Клава не думала об этом, и эта просьба или предложение вырвались у нее непроизвольно, как вздох.
Парень посмотрел на нее пристально. Спросил:
— А экзамены?
— Я способная, — похвалилась Клава беззаботно, весело.
Накинув пальто, она загасила свечи. И вышла вслед за парнем. Шепотом спросила в саду:
— Вы анархист?
— Я большевик.
...В дверь постучали. На пороге стоял начальник караула. Тень от двери, точно вуаль, прикрывала его лицо.
— Мадам! — почти торжественно сказал он. — Капитан Долинский у телефона.
Она торопливо прошла за поручиком полутемным коридором, лестницей с мягкими дорожками. В комнате, отведенной для дежурного офицера, висела аляповатая картина, изображающая обнаженную женщину, выходящую из морской волны. Едва ли Афродита появлялась из моря так непристойно.
Телефон исказил голос Долинского до такой степени, что вначале Клавдия Ивановна даже сомневалась: с капитаном ли она разговаривает?
Она сказала:
— Меня не выпускают. Прикажите, чтобы меня выпустили.
— Это опасно, — ответил он. — И потом, такая погода...
— Но мне срочно нужно в Лазаревский,
— Зачем?
— Я не могу сказать этого по телефону.
— Хорошо. Я приеду минут через тридцать.
Ей не оставалось ничего, как передать трубку поручику.
Она опять поднялась в свою комнату. Посмотрела на часы. Три минуты одиннадцатого. За семь минут Долинский никак не может успеть сюда, тем более что и обещал он быть только через полчаса. Впрочем, какое это имеет значение? Даже будь у нее в запасе эти тридцать минут, тридцать пять, сорок... Что она скажет Долинскому? Как объяснит необходимость срочно покинуть дачу?
Долинский и прост, и не прост. И знает она капитана совсем плохо. Вчера он вдруг сказал:
— Возьми чистый лист бумаги. Я начну диктовать роман.
Она решила: он шутит. Но, увидев бледное лицо и глаза, почти безумные, а еще больше — тоскливые, она послушно, вставила в каретку чистый лист бумаги.
— «Ночью стали слышны раскаты орудийной канонады, — начал Долинский. — День все же сильно был заполнен звуками — канонаде не хватало тишины, как порой не хватает света картине, чтобы ее могли рассмотреть хорошо, пристально... Красные приближались к городу. Могли взять его в самое ближайшее время. Под покровом темноты из порта спешно уходили суда и влекомые буксирами баржи. Они держали курс на юг. К берегам Турции...»
Их прервали. Пришел кто-то из офицеров. И потом уже Долинский не возвращался к разговору о романе.
Однако листок с началом Клавдия Ивановна положила в папку. Она знала, что капитан вспомнит о нем, потому что не забывает ничего...
...А на часах — восемь минут одиннадцатого. Сто двадцать секунд, чтобы спасти жизнь. Клавдия Ивановна распахнула крышку чемодана. Допустим, ей удастся извлечь взрыватель. Предотвратить взрыв динамита. Сам-то взрыватель рванет все равно. Пусть она на время спасет себе жизнь. Но подготовка диверсии будет раскрыта. А это значит допросы, пытки, расстрел...
Капли воска слезами катились вниз. Фитиль оголился. Пламя прыгнуло, распушив над собой щедрый хвост копоти. Комната захлебнулась в желтом подрагивающем свете. И мокрые стекла заморгали ярким светом, как море в ясный солнечный день.
Клавдия Ивановна решительно загасила свечу.
За окном все еще лил дождь, но не такой жестокий, как прежде. Нащупав лозу глицинии, Клавдия Ивановна поднялась на подоконник. Села. Торопливо разулась. Крепко схватила руками лозу. И повисла над окном. Как ей помнилось, карниз находился сантиметрах в шестидесяти под окном. Нога коснулась его. Клавдия Ивановна осторожно двинулась по карнизу, держась за глицинию. Добравшись до колонны, обхватила ее, холодную, мокрую, и, вспомнив детство, когда она, как кошка, могла лазить по деревьям, спустилась вниз.
Она давно отвыкла ходить босиком и, когда, миновав мягкую клумбу, вышла на залитую водой дорожку, почувствовала, как остры камни. И пожалела, что не спрятала туфли род плащ.
Забор вокруг дачи был плотным и высоким. Клавдия Ивановна подумала, что надо идти к берегу, как договорились они с Кравцом. Разумеется, берег охранялся. Но взрыв дачи, который должен произойти с минуты на минуту, непременно отвлек бы часовых. Это позволило бы ей добраться до оврага, где ее ожидает Кравец с конями.