Ожившие воспоминания
Шрифт:
– Поехали, - с готовностью ответила я.
Ты, как я и ожидала, жила в шикарной квартире, как сейчас модно говорить: "с дизайнерским ремонтом". У входа нас, вернее, тебя, как полагается, поприветствовал консьерж: "Здравствуйте, Виктория Викторовна". В квартире было светло, просторно, минимум мебели, во всем ощущался вкус и деньги. Много денег. После моей хрущевки я словно оказалась в музее.
– Как у тебя красиво, - восхищенно воскликнула я.
– Как ты только все это убираешь.
– А я не убираю, - засмеялась ты, - на это есть уборщица.
– И тут докладчик морщится, - вспомнила я строчки из детства. "Вот
Ты изящно разлила в маленькие фарфоровые чашечки чай. У меня дома для чая поллитровая кружка заготовлена, таких мне штук десять надо выпить. Мы рассматривали фотографии и неспешно тянули ароматный напиток. "Как в лучших английских домах". Ужасно не хватало какой-нибудь печенюшки или конфетки. А лучше всего и сразу. Что за чай без сладкого?
– Смотри, дядя Витя здесь совсем молодой, - показала я.
– А это что, я? У меня нет такой фотографии.
– Мы же тогда на дачу к вам ездили, помнишь? Это был единственный раз, когда вы меня с собой взяли, - мне показалось, или в твоем голосе прозвучала обида? Это было сложно забыть. Уходя, ты произнесла: "Я что, домой с пустыми руками пойду?" и оборвала всю мамину грядку с щавелем. Больше на дачу мы тебя не брали.
– Помню, конечно, - ответила я.
– У тебя такая семья была, не то что у меня - отец-алкоголик и вечно измотанная мать. Как же я тебе завидовала. О такой семье можно только мечтать.
– Завидовала? Правда?
– я даже не задумывалась, как было Вике. Я жила в своем розовом мире и думала, что все живут так же.
– Правда, правда. А ты красавица была, мальчишки так вокруг тебя так и вились.
– Ну...
– я никогда не позиционировала себя как красавица, не задирала нос, носилась с мальчишками по двору и представить себе не могла, что кто-то считает меня красавицей.
– Ну, теперь ты просто обязана пригласить меня к себе домой и познакомить с мужем и сыном, а то ты их все прячешь, боишься?
– Вика засмеялась, обнажив что-то хищное, звериное, или мне снова показалось?
Сказано - сделано.
– Знакомьтесь, Вадик, Миша. Это Вика, подруга детства.
– Подруга юности моей, - засмеялась Вика.
– Очень приятно, - пробасили мои мужики, и мы сели за стол.
На следующий день у Мишки появилась новая игра. Тетя Вика подарила. Ее Даниэль в прошлый свой визит оставил. А спустя неделю я застала вас с моим мужем на диване. За просмотром фотографий.
– Я заскочила, думала, ты дома, - оправдывалась ты, пока я раскладывала продуты по полкам.
– Есть ведь телефон, - возразила я.
– Впрочем, раз заскочила, давайте пить чай.
Миша взахлеб рассказывал о своей новой игре и интересовался, когда же приедет Даниэль, чтобы познакомиться с ним лично.
– Он плохо понимает по-русски, - возражала ты.
– Может, у нашего оболтуса появится стимул наконец-то подтянуть свой английский, - предположил Вадим.
– А, хочешь, я в следующий раз, когда поеду, возьму тебя с собой, - предложила ты.
– Об этом не может быть и речи, - отрезал Вадик.
– Ну, пап, почему?
– Мишка ушел в сою комнату и громко хлопнул дверью.
– Все расходы я возьму на себя, - возразила ты.
– Мальчикам полезно будет познакомиться, Миша поможет Даниэлю освоить русский.
Ты нас убедила, что это мы делаем тебе одолжение, отправляя Мишку, а не наоборот.
Возвращаясь домой, я все чаще слышала твое имя. Ты вползла, как плющ, обвила нас своими ростками-щупальцами, усыпила бдительность. "Вика заезжала", - все чаще слышала я. "Тетя Вика сказала...", - волновался сын. Тебя становилось все больше, все чаще. Я, дура, радовалась. Тебе удалось то, что не удавалось нам - Мишка усиленно занимался английским, грезил о предстоящей поездке, у Вадика незаметно появлялись книги по медицине. Редкие, дорогие. У меня в шифоньере завелись дорогие шмотки: "Это уже немодно", "Я такое не ношу", "Подарили, но с размером не угадали". Мы были обласканы, убаюканы, укутаны твоими теплом и заботой, незаметно привыкли, принимали все, как должное.
Иногда ты куда-то пропадала, домашние нервничали: "Мама, тетя Вика не звонила"? "Мила, ты бы Вике позвонила, все ли у нее в порядке"? У тебя все было в порядке. "Пропажа" объявлялась еще более лучезарная, еще более блистательная. Наверное, у тебя кто-то был, я наверняка не знала. Я вообще мало что о тебе знала. Ты показала только краешек своей жизни, самый лощеный и лакомый. Я же делилась с тобой всем: всеми семейными неурядицами, заботами, проблемами. Всегда можно было рассчитывать на твой мудрый совет, сочувствие, соучастие.
Однажды я пришла домой раньше, неважно себя чувствовала. Мишка был в школе, открыла ключом дверь. В коридоре пахло твоими духами, из-за закрытой двери гостиной раздавался твой смех. Я заглянула: ты с Вадиком на нашем скрипучем диване: он поправил тебе волосы. Всего-то. Но я вдруг почувствовала себя лишней, спали розовые очки. Стараясь не разреветься, загремела посудой на кухне.
Спустя минуту вошла ты:
– Мила, это не то, что ты подумала, - я молчала.
– Дура ты, Милка. Ты такая счастливая, - ты вдруг зарыдала.
– Я всегда тебе завидовала, с самого детства - образцовая семья, единственная дочка - умница и красавица. Профессия, семья, все как у людей.
– Ты горестно вздохнула.
– Специально под него легла, он ведь старше меня на тридцать лет, в отцы годился. Я про отца Даниэля. У него таких, как я, знаешь сколько? Но мне повезло забеременеть. Конечно, он на мне не женился. А сына признал. Квартира, деньги, машина - это все плата за сына. Откупается, не хочет, чтобы я лезла в их жизнь. Своего у меня ничего нет, он может лишить меня всего в любой момент. Сын меня почти и не узнает, приезжать не хочет, а если я к нему еду, то разговаривает, как с чужой, даже "мама" никогда не назовет. А у тебя, - она сделала глоток воды из предложенной чашки.
– У тебя все есть: любящий муж, любимый сын. А тот мальчик, помнишь, одноклассник?
– Мальчик?
– я напрягла память.
– А, у него имя еще такое смешное, - я щелкнула пальцами, но это не помогло.
– Джерри, - напомнила Вика.
– Ты даже имени его не помнишь, а он ведь тебя боготворил, постоянно выспрашивал, как у тебя дела.
– Я хохотнула, - зря смеешься, я его любила, все глаза тогда выплакала.
– Вика, это было больше двадцати лет назад, мы же детьми были, - я попыталась воззвать к ее благоразумию.
– Вот именно, ты уже тогда его отбила, - весь Викин лоск сошел, как краска со старого фасада, оголив гнилое нутро. Я поняла, что оправдываться бесполезно, у нее своя правда.