Шрифт:
Был понедельник, обычный понедельник, хмурый, слякотный и, как всегда, тяжелый. Народная мудрость не даст соврать. Конечно, он бы не отпечатался в памяти, как и сотни, тысячи других: одинаковых, ничем не примечательных, таких же хмурых, слякотных и тяжелых, если бы не ты.
Я шла по улице, уверенно меся слякоть своим сорок первым, мечтая скорее попасть домой. Еще два перехода, пару толчков от неизвестных прохожих, и я на заветной остановке. А там рукой подать: три квартала на автобусе, потом еще квартал пешком, и я дома, можно будет стянуть тяжелые сапоги, сбросить
– Мила, ты, что ли?
Меня сто лет никто не называл Милой, разве что муж, но это не считается. На работе я Людмила Михайловна, для коллег просто Люда, дома: "Мам, естьчепожрать?". Я аж вздрогнула с непривычки. Черт из табакерки оказался вполне себе райской птичкой, такой же маленькой и яркой щебетуньей. Я сощурила близорукие глаза. Давно ведь Вадик говорил, что пора очки носить, а я все оттягиваю, снеговик в очках - это уже слишком. Далее я сдула с глаз вечно лезущую на глаза челку. Модное "пикси", чтоб его. Дамы поймут. "Пикси", конечно, стильно, модно, в парикмахерской, если там живешь. Мое "пикси" к концу дня превращается в сосульки. Хотя мне, как снеговику, подходит. Вписывается в колорит, так сказать.
– Вика, неужели? Сколько лет, сколько зим, - хотелось театрально всплеснуть руками, но коньяк в пакете, судя по звуку, был против. Красивый, заграничный, благодарность благодарных пациентов, он ласкал глаз и оттягивал руку.
– Ни за что бы не узнала.
– Правда?
– ты мелодично засмеялась, как там пишут в любовных романах: "словно зазвенели колокольчики". Жаль, не уточняют сколько. Например, если я смеюсь, то сразу возникает вопрос: "Где же взять столько колокольчиков?" Проще на один церковный заменить.
– А ты без машины?
– Без, - так и подмывало добавить, что машина в ремонте или там "некстати колесо спустило". Так, кажется, в фильмах говорят? Сдержалась.
– Так пойдем, я тебя подвезу, заодно и поболтаем, - очень любезно предложила ты.
– Я как раз здесь недалеко припарковалась.
– Как кстати, - буркнула я, топая следом. Твои маленькие ножки на высоченных каблуках деликатно обходили лужи. Я перла напролом, кляня на чем свет стоит тяжеленные пакеты. И дернуло меня зайти в "пятерочку". Нет бы возле дома купить, но там дороже. Сэкономила, блин. По спине предательски стекала струйка пота. Даже страшно было взглянуть в зеркало на свое "пикси". Мы миновали "хонду", прошли мимо "фольсвагена" и остановились возле здоровенного "крузака".
– Ну вот и пришли, - прощебетала ты, пикнув кнопочкой. Любезно приоткрытая дверь так и манила в кожаное, уютное нутро. Я полезла внутрь.
– Мила, ну что ты с этими пакетами, сроднилась что ли?
– ты засмеялась своей шутке.
– Давай я в багажник поставлю.
– Я представила, как ты потащишь пакеты в багажник.
– Да ты их поднять не сможешь, - засомневалась я.
– Да и потом, там яйца.
– А, яйца?
– ты снова засмеялась, демонстрируя работу стоматолога и ортодонта. Отличную работу, надо сказать. Телефончик надо попросить. "И когда ты, Милка, успела превратиться в желчную бабу?" - тут же одернула я себя.
Ты впорхнула на водительское сидение, пристроила под спину подушечку, чтобы дотянуться до педалей. Я чувствовала, как горят с мороза щеки, а по спине текут ручьи. Все же лучше, чем тащиться на автобусе. Я рассматривала твой подправленный профиль, огненную копну волос, изящные, почти детские ручки с красным лаком. И где та нескладная, некрасивая девчонка с кривыми зубами и обкусанными до мяса ногтями? Захлестнули воспоминания: у твоего отца был голубой москвич. Он написал белой краской на асфальте номер, начертил две кривые полосы, "застолбил" место, короче.
– Голубой москвич бежит, качается.
– Ты вздрогнула и чуть не врезалась в зад впередистоящей "волги".
– Куда ехать?
– Я вслух, извини, просто что-то вспомнилось, я правда, не хотела, царствие небесное, - искренне извинилась я.
– Забудь, - ты махнула рукой, - все нормально. В конце концов, водка его сгубила.
– Вика, а мама как?
– Одна живет, я к ней по выходным езжу. А твои?
– Папа умер два года как, а мама ничего, наверное, придется к себе скоро забирать, - я вздохнула, вспомнились ссоры с мужем по этому поводу.
– Мировой был мужик. Помнишь, как он нас по грибы водил?
– Ага, а потом божился, что больше "ни в жисть", - засмеялась я.
– Ой, Вика, здесь направо, чуть не пропустили.
Мы остановились у моей облезлой пятиэтажки в обрамлении голых деревьев, утопающих в грязи.
– Ты здесь живешь? Я же ничего не успела спросить, - расстроилась ты.
– Ты как вообще? Замужем? Дети?
– Замужем, дети, - кивнула я.
– Вернее, деть. Точнее, детина. А ты?
– Была, бывший муж - управляющий банком. В Лондоне. Сын с ним живет.
– Как так?
– удивилась я.
– Не скучаешь?
– Скучаю, конечно, но ему с отцом лучше. Там и условия, и образование, сама знаешь.
– Ну да, ну, да, - покивала я.
– Ладно, мне пора. Спасибо, что подвезла. Извини, не приглашаю. В другой раз.
– Да что ты?
– отмахнулась ты.
– Мне самой ехать надо. По делам. Ты телефон оставь, на всякий случай.
– Я продиктовала свой номер, ты позвонила. На том и распрощались. Я была уверена, что "всякий случай" не наступит никогда.
Но, к моему удивлению, наступил, и довольно быстро. Я заполняла карту, задавая дежурные вопросы: "На что жалуетесь?" "Давно беспокоит?" "Когда почувствовали недомогание?" Было слышно, как волнуется очередь в коридоре: обычный рабочий день обычного врача в поликлинике. Вдруг зазвонил телефон. Кто говорит?
– Алло.
– Привет, это Вика, - "Черт, я ведь тогда так твой номер и не записала".
– Привет, рада слышать.
– Раздевайтесь до пояса.
– Это я не тебе.
– Садитесь на кушетку.
– Извини, у меня прием.