Ожоги
Шрифт:
Выходя из палаты, девушка столкнулась с главврачом и, по совместительству – дядей Никиты. Мужчина смерил Лиза недовольным взглядом, прищурив карие глаза, и скривив губы в недовольной ухмылке. Андрей Григорьевич постарался сделать вид, будто все хорошо, но как бы не так.
– О, Госпожа Антонова, рад видеть. Как дела? Как ребенок? – его голос настолько сильно выдавал отвращение, которое мужчина испытывал к стоящей перед ним особе, что блондинке стало даже тошно.
– И я рада видеть Вас, Андрей Григорьевич. Прекрасно, знаете, просто лучше всех. Она тоже в полном порядке, толкается. Вероятно, пошла в мать и
Позвонив Диме, а после и Дону, она объяснила парням ситуацию. Настоятельно попросив разобраться как можно скорее, не тянуть с этим, и не сильно прибегать к насилию. Ей не нужны два другана-уголовника. Парень пообещал, что со всем разберется, также поинтересовался, не нужно ли ему приехать. Но Антонова сказала, что уже все хорошо, и в больнице она разберется со всем сама. Купив себе стаканчик кофе, блондинка прошла к пластмассовым креслам, присев на одно из них, тяжело выдыхая. Хотя это и была частная дорогая клиника, но народу тут было довольно много. К ней подошли родители друга, присев рядом. Надежда Юрьевна приобняла ее за плечо, положив голову на плечо. Родители Никиты, безусловно, также, как и она, провели в больнице ночь, но решили, что сыну куда сильнее нужна Лиза, чем они.
Мать парня спросила, как он, и по какой причине совершил попытку суицида. Антонова постаралась мягко улыбнуться, сказав, что это всего лишь всплывший старый шрам. Вероятно, что как раз таки этого, и не стоило говорить, но, слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Женщина опечалено покачала головой, и, когда к ним подошел Андрей Григорьевич, Елизавета еле заметно фыркнула, извинилась перед родителями парня, и ушла обратно, к нему в палату. С дядей Васильева они ладят довольно плохо. Все дело в том, что Андрей Григорьевич – довольно плохо относится ко всем, у кого денег меньше, чем у него. И, конечно же, Лиза подходит в эту категорию низших людей на все сто процентов. А то, что его семья еще и ей помогает, выводит мужчину еще больше.
Вернувшись в палату, блондинка сказала другу, что все уладила и этому Лысому теперь влетит по самое-самое. Однако, парню стало очень стыдно, потому что подруга снова решила за него все его проблемы. Он такой…такой слабый? Черт. В школе его считают таким классным, веселым и крутым, а на деле, он кто? Слабак и тряпка, за которого все делает хрупкая девушка. А теперь еще и беременная. Позорище. Глаза даже покраснели, от выступивших слез, Ник не хотел плакать, по крайней мере, не перед Лизой, но не получилось. Заметив это, она села рядом, опустив голову.
– Хей, ну, ты чего?
– Я без тебя вообще ничего решить не могу. Абсолютно ничего, это так ужасно и позорно.
– Это неважно. Мы – друзья, мы – семья. Тут нет ничего постыдного. Знаешь, тут кое-кто, на самом деле, думаю, очень хочет с тобой поговорить… а я пойду еще прогуляюсь, идет? – шатен в качестве протеста замотал головой, но девушка проворчала что-то о том, что он дурак, и, все же вышла из палаты, впустив туда его родителей. Мать кинулась на шею к сыну буквально в слезах, а отец смотрел на него с болью и печалью в глазах. Антоновой не хотелось влезать в это. Это его родители, его семья, и она там, на данный момент, не нужна.
Как и было сказано, блондинка решила прогуляться, выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Спать уже как-то не хотелось, и это радовало. У дверей лифта стоял Андрей Григорьевич, о чем-то переговариваясь с медсестрой – Машкой. Машкой – ее называла Лиза, а та и не была особо против. Брюнетка хмурила брови, с тоской отводя глаза, а мужчина, напротив, был довольно серьезен и явно не хотел более тратить время на разговоры. Лиза какое-то время наблюдала за этой картиной, и только, когда доктор ушел, Антонова подошла к медсестре, произнося ее имя сладким, протяжным голосом.
– Машка, а, Машка, поведай мне, о чем ты тут с Гоблином шепталась?
Откуда девушка вообще знала Марию? Ну, она не раз была в этой клинике, только и всего. Как-то раз она была тут с Димой, вот и познакомилась. Медсестра вздрогнула от неожиданности, и, развернувшись к Антоновой, с грустью вздохнула.
– Ой, Лиза, беда. Андрей Григорьевич решил, что как только Никита поправится, он переведет его в психиатрию! Я ему говорю, мол, как вы можете так со своим племянником?! А он мне, что, это, вообще не мое дело и, если я буду лезть, меня уволят! – вскинув руками, ответила на вопрос девушки брюнетка. Лиза даже пошатнулась от такой новости, а бровь невольно дернулась от злости, что накатила. Этот урод…она ему глотку готова порвать. – Что делать-то теперь? Жалко мне парня. И так жизнь помотала, а тут еще в психушку.
– Хуй этому старому пидору, а не психушка. Я ему…Я ему просто…Блять. – честно сказать, у нее не было ничего, чем можно решить эту проблему. Родители парня, скорее всего, согласятся, а от желания самого Никиты вообще ничего не зависит. Черт! Неужели, в этот раз, девушка не справится? Не придумает ничего? Похоже на то. Здесь она, и, правда, бессильна. Закрыв лицо руками, Лиза села на кресло, сделав глубокий вдох, а после, шмыгнув носом. Мария, присев рядом с ней, аккуратно приобняла девушку за плечо, стараясь успокоить, хотя и понимала, насколько это бесполезно. – Я его ненавижу. Просто ненавижу. Пойду и попробую с ним поговорить, потому что то, как он собирается поступить – это неправильно. Это единственный способ, и то, если он не сработает, я себе не прощу.
– Лиз, мне жаль, правда.
– Просто пожелай мне удачи. – вскочив с кресла, блондинка уверенным шагом направилась в кабинет Андрея Григорьевича и, даже не удосужившись постучать, переступила порог, захлопнув за собой дверь. Мужчина оторвался от блокнота, подняв вопросительный взгляд на Антонову.
– Госпожа Антонова, что на этот раз? – откинувшись на спинку стула, он приготовился слушать, и Лиза, не теряя времени, подошла к столу, облокотившись на него, нависнув над мужчиной, пронзая того просто ледяным взглядом.
– Я тут подслушала ваш разговор, и, пришла поговорить об этом.
– Какой разговор? – включив «дурачка», с усмешкой спросил Андрей, не побоявшись встретиться с холодными серыми глазами.
– О Никите. Ты не можешь перевести его в психиатрию. Ты его дядя, это…это подло.
– Ах, этот разговор. Ну, Госпожа Антонова, пока Вы живы, конечно, на моем племяннике печать неприкосновенности, как же иначе? – снова усмешка, из-за которой Лизе хочется попросту сломать этому уроду нос.
– Я серьезно. Ты не сделаешь этого.