Озма
Шрифт:
Вечером, на общем собрании киногруппы, Расщепей официально объявил о своём решении, просил «любить да жаловать свою новую командиршу».
Ламанчцы почтительно склонили головы. Мышь и Идолище захлопали в ладоши, радуясь за подругу. А Адальжиза, отвернувшись, прошипела сквозь зубы:
— Ещё подчиняться этой пигалице! Ну, теперь-то она узнает, как перебегать мне дорогу! А он, неверный, пусть чахнет над пыльными рукописями!
На этом же собрании постановили снимать пока те сцены, где Расщепей не участвовал. Он надеялся за это время разделаться со «Стерлядью» и снова начать играть Алехандро «уже свободным
Новая школа
На другой же день после того, как Озма так неожиданно попала в режиссёры, жизнь её ещё усложнилась. Кончились каникулы, и она пошла в школу, в маленький городок неподалёку от замка Тересы. В эту школу Озму временно записали ещё в первый день в Ламанче.
Девушка всегда училась охотно, но сейчас не радовалась. Не потому даже, что не знала, как всё успеть…
В первый же день новые одноклассники спросили её, сколько она будет у них учиться.
— Уеду первого марта, — ответила девушка.
— Почему так скоро?
— Да потому что двадцать восьмого февраля состоится наша премьера.
Посыпались вопросы, и Озма чистосердечно рассказала, что привело её в Ламанчу. Она не то чтобы хвасталась — просто привыкла быть откровенной.
Разумеется, ей не поверили. Тут же приклеили прозвище:
— Черемыш — брат героя!
— Повезло тебе, что знаменитую фамилию носишь, вот и примазываешься! В газетах писали, что Алехандро Расчепео снимает эту картину, но ни о каких девчонках ни слова!
Озма не решилась что-то им доказывать. Она впервые столкнулась с таким обидным недоверием и совсем растерялась… А потом сообразила: это ненадолго, они читали старые газеты, от тех времён, когда она ещё не была знакома с Александром Дмитриевичем. Скоро обо всём напишут!
Но газеты молчали о ней. Как выяснилось, тут большую свинью подложил ей сам Расщепей.
— Про дебютантов раньше времени лучше не говорить! — сказал он, когда Озма ему нажаловалась. — Это я тоже хорош, забыл тебе сказать, чтоб не звенела про это… Ты меня извини, но ещё неизвестно, что из тебя получится! Тем более ты моя родственница, так что пусть за тебя говорит не моя фамилия, а твоя игра! Ну, ну, не надо слёз, Алька! Плюнь ты на них! Просто плюнь! Рано или поздно они всё увидят!
Незабываемые дни
Озма вставала очень рано, когда за окном ещё непроглядная тьма. Быстро разогревала себе что-нибудь на завтрак, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить остальных. Потом одевалась и по холоду бежала в негостеприимную школу. Там её встречали косыми взглядами и восклицаниями: «А, Черемыш идёт!» Правда, учёба по-прежнему радовала девушку, и редкий день она не приносила домой новую «пятёрку».
После школы — обед. Все блюда готовило Идолище, и очень вкусно. Оно всегда увлекалось кулинарией и постоянно совершенствовало своё мастерство. Идолище было занято в одной-единственной сцене и давным-давно могло бы уехать домой. Но как-то само собой получилось, что это огромное существо осталось в замке Тересы на хозяйстве. И Расщепеи не знали, как и благодарить его за это.
Перед обедом Озме приходилось препираться с Расщепеем, добиваясь, чтобы он оторвался наконец от своей «Стерляди» и шёл к столу. Нет, режиссёр вовсе не был увлечён работой — наоборот, ругал роман последними словами. Озма даже говорила, может, в отместку за «высшую власть»: «Там Расщепей над бредом чахнет…» Просто он хотел поскорее отделаться…
В спорах с отчимом Озма всегда побеждала. И, уплетая вкуснейший обед, Расщепеи обсуждали съёмочные дела. После этого девушка садилась за уроки. Хорошо ещё, что она быстро соображала и могла не тратить много времени на домашние задания.
Подготовившись к завтрашнему дню, Озма убегала на репетицию или на съёмки. Там приходилось следить за тысячей вещей сразу, делать замечания совершенно незнакомым людям (участникам массовых сцен), а иной раз кричать по-расщепеевски в мегафон: «Лыко-мочало, снова!» Она вообще старалась подражать Расщепею. И это помогало, особенно когда Адальжиза, не желая слушаться, закатывала истерику.
Съёмки изматывали Озму. А если день был не очень загруженный, так ей в довершение всего надо было ехать во дворец, пить кофе с добрым, но недалёким королём Алехандро Седьмым и отвечать на его глупые вопросы. Расщепей про него говорил:
— Для мирного времени лучшего короля не сыскать. Но если, не дай Бог, начнётся война — он свою страну не убережёт.
И ведь можно было обратиться к королю за дополнительным финансированием — но это уже был вопрос чести…
Очень усталая, возвращалась Озма домой. Но, хотя глаза её слипались, она никогда не отказывала себе в главном удовольствии дня. Звонила в Бомбей и подолгу говорила с Пруденцией, Ишодой и Кишаном. Только после этого она шла к себе и, едва успев раздеться, засыпала как убитая.
Это было в субботу. Озма быстро провела очередную репетицию. Вернувшись, первым делом заглянула к Расщепею и спросила строго:
— Александр Дмитриевич, куда это годится? На что это похоже, я вас спрашиваю? Сколько времени вы уже не были на улице? Если и дальше так пойдёт, вы скоро умрёте во второй раз! Пойдёмте, подышим воздухом! Сегодня такое солнце, что грех сидеть дома.
Расщепей выслушал, глянул в окно, потом на рукопись — и решительно встал, объявив:
— Да, ты права, Олеся. Пошли!
Из кухни высунулось Идолище и робко попросило:
— Будьте добры, купите картошки, а то не из чего суп варить!
…И вот они, вдоволь нагулявшись, стоят в очереди за картошкой. Народу много, а солнце продолжает манить на улицу. И тоскующая Озма пускается на хитрость — говорит страшным шёпотом:
— Да, вот здешний главный режиссёр тоже покупал здесь картошку, и это стоило ему жизни! — эту жуткую историю она не раз слышала от киногруппы и теперь решила пустить её в ход. — Страшный Картофельный Дух превратил его в пыль за то, что тот лишил его средств к существованию. Он, Дух, вылезал из углов и пугал продавцов. А те бесплатно его кормили, чтоб только ушёл. А режиссёр как раз снимал картину про злых духов, в этом самом замке. И актёры, их игравшие, тоже решили поживиться. Начали ходить по магазинам прямо в костюмах духов. Сначала их боялись, но потом случайно разоблачили и наказали по заслугам. После этого и настоящего Духа перестали кормить. И он решил отомстить режиссёру, как первопричине всех своих бед. Влез в картошку, которую тот здесь покупал, и в тёмном подъезде стёр супостата в порошок! Это видела одна бедная кошка, она и поведала миру о печальной судьбе ламанчского режиссёра. Так я к чему это рассказываю: может, Дух и вам решит насолить?