P.S. I Miss You. Я по тебе скучаю

Я играла девушку, выгуливающую собак, в одной из серий «Уилла и Грейс».

Хозяйку кондитерской в каком-то фильме для канала «Lifetime».

Младшую сестру Райана Гослинга в инди-короткометражке, которая так и не вышла на экраны.

Жертву № 2 в одной из серий восемнадцатого сезона «Закона и порядка».

Но сегодня у меня самая сложная роль из всех: в реалити-шоу без камеры, именуемом «Девушка, всю жизнь обожает своего лучшего друга», Мелроуз Клейборн в роли… Мелроуз Клейборн.

Остановившись перед бунгало Ника Кэмдена в Студио-Сити, я расправляю плечи, приглаживаю свои белокурые волосы и нажимаю указательным пальцем на кнопку звонка. Сердце колотится с такой силой, что мне кажется, будто оно выпадет и рухнет на пол, едва Ник откроет дверь – но я надеюсь, что бабочки, трепещущие в моем животе, успеют перехватить падающее сердце.

Он оказывает на меня такой эффект.

Каждый. Чертов. Раз.

И это о многом говорит, потому что меня не так-то легко заставить нервничать или выбить из колеи. Но мое чувство к нему с годами только крепло и, оставаясь безответным, становилось все сильнее.

Но вчера вечером, ни с того ни с сего, Ник позвонил мне – и это странно, потому что он никогда не звонит, только пишет сообщения. Он настолько не любит телефонные звонки, что на его телефоне постоянно включена вибрация, и его автоответчик переполнен голосовыми сообщениями за шесть с половиной лет.

– Мел, мне нужно поговорить с тобой завтра, – сказал он едва ли не с волнением. Но в его голосе слышался намек на улыбку, на странное веселье. – Это очень важно.

– Ник, ты пугаешь меня, – ответила я ему, гадая, не подбросил ли кто-нибудь ему в выпивку какой-нибудь наркотик, отчего Ник сейчас не в себе. – Просто скажи, раз уж позвонил.

– Я должен сказать тебе это лично. И должен спросить у тебя кое-что дико важное, – сказал он. – О боже, это просто безумие. Я невероятно нервничаю, Мел. Но я скажу тебе сразу же, как только ты приедешь сюда завтра. Я уже давно хотел тебе об этом сказать, но не мог. Не мог до сего момента. Но теперь могу. И я не могу больше ждать. Это важно, Мел. Это… о боже.

– Ник… – Я расхаживала по своей спальне, прижав левую руку ко лбу. За все время нашей дружбы – почти двадцать лет – я никогда не слышала,

– Приходи завтра, часа в три, – ответил он. – Об этом нужно беседовать лично.

Я еще раз звоню в дверь, потом проверяю время на телефоне. Подавив зевок, я поднимаюсь на цыпочки и пытаюсь заглянуть внутрь сквозь стеклянные боковые панели двери. Зная Ника, я могу предположить, что он передумал или выскочил за буррито, встретил кого-нибудь знакомого и увлекся разговором.

Но, с другой стороны… он так настаивал на том, что должен лично поговорить со мной в три часа об этой «дико важной» вещи. Вряд ли он мог о таком забыть.

Всю ночь я вертелась в постели, пытаясь догадаться, что это могло бы быть. Странно, как можно знать человека настолько долго и при этом самым прискорбным образом не понимать его.

Во времена моего детства Ник жил по соседству, и мы с ним были неразлучны с того дня, как его семья переехала в наш район. Я познакомилась с ним у ручья, где он ловил лягушек – и я едва ли не силой заставила его отпустить их на волю. К вечеру мы сообразили, что его комната расположена на втором этаже – и моя тоже, только в нашем доме, так что можно подавать сигналы через окно. А к концу недели он подарил мне портативную рацию и сказал, что я его лучший друг.

Когда нам было по десять лет, он преподнес мне «подвеску дружбы» – вроде тех, которые девочки обычно дарят другим девочкам. Он отдал мне половинку с надписью «лучший», а сам носил ту, на которой было написано «друг», но всегда прятал ее под рубашкой, чтобы никто не распускал сплетни – впрочем, кто-то стал бы их распускать.

Ника любили все.

Летом, после окончания седьмого класса, Ник резко повзрослел, и все изменилось.

Его голос стал ниже.

Его ноги сделались длиннее.

Даже черты его лица стали более четкими и выразительными.

Он словно вырос за пару месяцев, и я поняла, что смотрю на него так, как не смотрела никогда прежде. А когда ночью закрыла глаза, то обнаружила, что думаю о том, каково было бы целоваться с ним.

До того я могла прибежать в соседний двор с неаккуратно собранными в хвост волосами и спросить, не хочет ли Ник покататься на велосипеде… и буквально на следующий день я уже стала тщательно причесывать волосы и наносить на губы мятный бальзам перед каждой встречей с ним.

Я вдруг поняла, что не могу смотреть на него, не краснея при этом.

К несчастью, стремительное преображение Ника заметила не только я.

Дверь распахивается с коротким скрипом, и я даже не успеваю осознать, что происходит, когда Ник сгребает меня в охапку и кружит по крыльцу своего съемного бунгало.

– Мелли! – Он утыкается лицом мне в плечо и сжимает меня так сильно, что я не могу дышать, а бабочки у меня в животе едва не превращаются в кашу.

Я вдыхаю неизменный запах Ника, тот самый запах, который всегда вызывал у меня ощущение дома. Что-то похожее на едва заметный след табачного дыма, дешевого кондиционера для ткани и мыла «Irish Spring».