P.S. моей ученице
Шрифт:
И этот момент наступил.
Я тут же перехватил инициативу, аккуратно стягивая остатки одежды, не забывая дотрагиваться прохладными пальцами до открывшихся участков ее кожи, которые моментально покрылись мурашками. Так прекрасно наблюдать сверху за ее реакцией на мои прикосновения, за блаженным выражением девичьего лица. Я ласкал ее тело, опускаясь все ниже и ниже от выпирающей ключицы по быстро вздымающейся груди, едва касаясь острых горошин сосков, мимо которых пройти просто-напросто невозможно. Вниз по плоскому животу, с красующимся пирсингом на пупке в форме маленькой бабочки. А ей идет. Не смог удержаться и чуть потянул украшение на себя, слыша в ответ сначала легкий вскрик, а затем легкий заливистый смех, будто ее щекотали. Необычная реакция, но зацикливаться
В какое-то мгновение, поглаживая подушечками пальцев стройные ножки, я чувствовал себя каким-то скульптором, вылепляя собственными руками совершенное тело девушки. Но это и не требуется. Вика и так прекрасна. Идеальна. От выпирающих ключиц и аккуратной груди, до слегка худых, но ровных ножек. И я не удержался от их ласки, оставив на своей малышке лишь порванные колготки, дырки в которых появились не только между ног, но и у щиколоток. После моего вмешательства, конечно. Да, я уже смирился с мыслью, что придется покупать новые, чтобы Викины родители не заподозрили неладное, но это стоит того. Стоит ее реакции на мои поцелуи вдоль прекрасной стопы с покрытым ярко-красным лаком на ногтях, стоит ее тихих, едва слышных стонов удовольствия, когда я подбирался все выше и выше, не оставив без внимания даже миллиметр вкусно пахнущей, мягкой кожи.
Я долго ласкал ее хрупкое, но такое отзывчивое тело, наслаждаясь прекрасной музыкой из ее уст, смело проверял чувствительность той или иной эрогенной зоны, выяснив, насколько сильно ей нравятся манипуляции нежной кожи за ушком, и только после немой просьбы, глядя в яркие малахитовые глаза, позволил себе войти в нее. Уже не так резко и жестко, как в машине, но не слишком медленно, ощущая, как прекрасные бедра моей девочки двигались в такт с моими. Громкие стоны малышки наравне с моими рыками звучали громко, даже гармонично, а частые шлепки тел лишь дополняли идиллию. Вашу мать, я самый счастливый на свете мужчина. Потому что делаю счастливой любимую женщину.
— Стас… — тихий шепот малышки после громких вскриков едва не прошел мимо ушей, однако я услышал его, слегка приподнимаясь над ней и смотря в любимые, до боли родные глаза. — Обещай, что больше не оставишь меня, — во взгляде моей девочки виднелась мольба, несмотря на удовольствие. Да, возможно, время не совсем подходящее, но она бы не произнесла ни слова, если бы смогла подождать чуть дольше.
— Никогда. Больше никогда не оставлю, малышка, — а я не видел смысла тянуть правду. Я не врал, когда давал обещания, наблюдая, за удовлетворенным взглядом ярких зеленых глаз. Не врал, потому что люблю ее. Я совершил множество ошибок, но понял одну простую истину.
Мы друг без друга никто…
Во время нашего соития Вика никогда не казалась мне школьницей или неопытной девушкой. Да, она не секс-богиня, но и не смущалась при виде полового члена, что несказанно радовало. Порой она сама подкрадывалась ко мне со спины, царапая пальцами кожу, опускалась все ниже, заходя за линию пупка. Она была женщиной. Настоящей женщиной, которую хотелось закинуть на спину и засадить как можно глубже. Да и она не особо сопротивлялась таким порывам. Порывам нашей страсти, которую в принципе невозможно обуздать. А кто-то пытался? О, нет! В этом не было необходимости. Я уже давно смирился со своей тягой к этой девчонке, а она никогда не сопротивлялась чувствам, открываясь мне каждый раз с новой стороны. За это я ее и любил. За ее открытость мне, а не кому-либо другому. За искренность, за заботу в столь раннем возрасте. За чувства, которые она во мне вызывала. Мне уже давно плевать, что Вика является моей ученицей, отношения с которой приходится скрывать, не выходя из дома в людные места, плевать на дотошную историчку, пытающуюся разрушить мое счастье. Плевать. Главное, что моя малышка сейчас рядом со мной. Подо мной. Извивается от моих движений. И я этому рад. Рад нашему необычному перемирию в машине, рад целовать ее губы, ласкать желанное тело. Потому что она принадлежит только мне. Я больше никуда ее не отпущу, стану ебучим эгоистом, подонком и совратителем. Но не отпущу.
Никогда.
Всю ночь я изучал прекрасное тело любимой до мельчайших деталей, наблюдал за реакцией на ту или иную ласку, прикасался к тем местам, которые были скрыты от меня в салоне автомобиля. У нас в распоряжении оказалось достаточно времени, чтобы перепробовать множество позиций, локаций, наслаждаясь друг другом до умопомрачения. Я имел удовольствие несколько раз за эту ночь наблюдать за выражением прекрасного лица во время оргазма, давал возможность моей малышке самой доминировать надо мной, прикасаться к моему телу с таким же трепетом и внимательностью к каждому участку кожи, как и я до этого. Только под утро, когда солнце начало медленно восходить с линии горизонта, мы остановили наш безграничный марафон.
Я уснул на ее аккуратных и красивых бедрах, чувствуя, как живот периодически поднимается, наполняясь кислородом. Обнимая и лаская рукой ее хрупкую ножку, улыбаясь, словно мальчишка. Будто впервые в жизни переспал с представительницей прекрасного пола. Хотя в какой-то степени так оно и было. Только эта представительница не какая-нибудь баба из клуба, готовая отдаться на пару порций «Мохито», а моя маленькая девочка, которую я любил всю ночь, не жалея о своем поступке. И она не жалела. Я убедился в этом окончательно, когда во сне она произнесла слова любви. Мне. Ты бесподобна малышка. Ты одна такая. Красивая. Нежная. Изумительная.
Любимая…
Ты только моя. И я буду любить тебя всегда…
Глава 23: в чем тут правда
Наше время.
Утро началось так же уныло, как и раньше, хотя через мгновения, узрев на планшете фотографию сонной, до боли знакомой брюнетки, мое настроение отличилось. Внутри появилось какое-то тепло, которое я не чувствовал раньше, нежность, таившаяся где-то глубоко в душе, стоило мне взглянуть на одну из фотографий улыбающейся и счастливой девушки. Эти ощущения давали мне стимул двигаться дальше, уделять больше времени физиотерапии, несмотря на скорое окончание курса. Так я быстрее выйду отсюда и начну полноценную жизнь вне стен больницы, где со мной сюсюкались, словно с маленьким ребенком. А главное, я хотел найти ответы на вчерашние вопросы, которые так и оставались под строжайшим секретом окружающих меня людей. Только от кого? От меня? Но почему? В чем причина такого поведения? Являлась ли это ложь во благо или наоборот — во вред? Этого знать я не мог.
Мне казалось странным, что все вокруг скрывали от меня Вику как таковую. Мыслей по этому поводу оказалось не так много, как я предполагал. Либо все знали и скрывали от меня эту тайну, либо в прошлом ото всех скрывал ее сам. Наверное, я бы предпочел придерживаться второго варианта, однако в таком случае логичность отпадала напрочь. Иначе мать не казалась бы мне столь скрытной и отстраненной, как только я поднимал тему Вики и ее существования в моей жизни, иначе отец не давал бы мне пищу для размышлений каждый раз по приходу в палату. Иначе Костян не скрыл бы от меня правду и рассказал все сразу, не утаив подробности моей связи с ученицей Викторией Сафроновой. А я спрашивал о ней, интересовался, какую роль она играла в моей прошлой жизни.
«Она просто твоя ученица».
Сука!
Этот факт злил гораздо больше, чем родительский надзор, ведь мы с Костяном преодолели многое. Мы ссорились и мирились, спорили и приходили к соглашению, но никогда в жизни не утаивали друг от друга правду, даже если она не сулила ничего хорошего. Потому что это подло. Не по-дружески. Возможно, между нами встряла какая-то черная кошка, и сейчас он в отместку лишь подкидывал мне загадки? Этого я не знал. Точнее не так — не помнил.
Этот день проходил как обычно: процедуры — физиотерапия — снова процедуры и так по кругу, пока не устану от нагрузки и не завалюсь спать без задних мыслей, однако фотографию моей малышки — именно так я называл ее раньше — включить перед этим не забыл. Она являлась моим стимулом, моим талисманом. Моим ориентиром в настоящем времени, где я не находил себя. А удастся ли? Хотелось на это надеяться.