P.S. Я тебя ненавижу!
Шрифт:
А что там в зеркале? Ничего не изменилось — широкоскулое лицо, серые глаза, челка падает на лоб, любимая толстовка с лошадью.
От этой резкой смены в отношениях Элю шатало. Бред какой-то. Дружба — она же навсегда. Любовь не бывает — сегодня есть, завтра нет. Любовь — это что-то постоянное.
— Что за максималистические наклонности? — кривился Севка в ответ на ее записки. — Считай, что я ошибся!
— В чем ошибся?
Так хотелось докопаться до правды, до начала. Хотелось, чтобы извинился. За что? Да просто так. Это же больно — когда берут и пишут глупые смс. А еще очень хотелось понять. Поэтому среди уроков она
Ну, почему он так поступил? Ведь была какая-то причина. А если он все заранее знал? Специально все это устроил, чтобы обидеть?
И снова она смотрела и смотрела на Севку, теперь уже накаляясь злобой. То, что сделал Костыльков, — неправильно, а должно быть по-другому. Но если с Максимихиным гармония восстанавливалась, то с Севкой — нет. Она его не понимала, совсем. Как не понимала Дронову, когда та ее предала, променяла дружбу на лживую любовь. И где теперь ее любовь? Нету.
— Почему ты меня бросаешь? — ловила она Костылькова в коридоре или на лестнице.
— Я тебя не поднимал, — грубо отвечал Севка.
— Почему нельзя общаться, как раньше?
— Потому что ты мне надоела!
— Почему? Что не так?
— Отстань! Чувства сломаны! Все закончилось. Понимаешь? Закончилось!
Не понимала. Кодовое слово: «поломано» засело в голове. Когда-то кто-то что-то сломал, и теперь все идет неправильно.
— Севка!
Она всего лишь оступилась. Как когда-то в детстве. Подвела правая нога. Она упала и ударилась головой. Ее отвезли в больницу, и больше в школу она не вернулась. Врачи поначалу думали, что она хочет покончить с собой. Из-за несчастной любви. Эля была готова плакать от ярости. При чем тут любовь? Она всего-навсего хотела, чтобы все было правильно! И ведь она знала, как это — правильно! Но ее никто не слушал. Потом мама обвинила отца в невнимании к ребенку и забрала к себе. Но Эля вернулась. Дома у отца все было привычней и надежней.
Все это она зачем-то рассказала Овсянкину, пока они возвращались на конюшню. Хотелось, чтобы он услышал. Алька молчал. Вот дуболом!
Быстро темнело. Осень все-таки, не лето. Ночь не мешала. Территория конюшни была настолько знакома, что они могли здесь перемещаться на ощупь, знали каждый лаз, каждую тропинку.
Лестница на чердак стояла на месте, терялась в распахнутом зеве сеновала. Всегда приятно встречаться с чем-то постоянным. Вот как эта лестница. Можно уже строить планы на жизнь.
— Что бы мы делали без лестницы, — задумчиво протянула Эля.
— Если бы лестницы не было, мы бы научились летать. — Овсянкин галантно пропустил даму вперед.
— Если бы ее не было, мы бы научились падать. — Настроение портилось. Зачем она сюда пошла?
— Да ты оптимист! — радостно прокомментировал Алька. — Только я не понял, что там случилось с парнем и твоим падением?
— Он меня бросил! — Эля злилась сама на себя — к чему рассказала? Что она хочет от Альки? Какого понимания? У него пустые, ничего не выражающие глаза. Он никогда не поймет.
— И правильно сделал, — пробормотал Овсянкин, закапываясь в сено.
— С чего вдруг? — обиделась
Она ему, можно сказать, самое сокровенное открыла, а он смеется.
— Если бы он тебя тогда не бросил, ты бы не была со мной.
— Я не с тобой! Что ты на меня все время уздечку навешиваешь?
Алька смутился. Каждый раз, когда Эля ставила его на место, Овсянкин как будто задумывался, что-то для себя решал, и снова начинал говорить. Как будто бы за ненадобностью, стирал предыдущий файл с информацией и принимался заново настаивать на особых отношениях с Элей.
Весь вечер они ругались. Цеплялись друг к другу по мелочам. Алька потащил Элю в зоомагазин, где купил три килограмма овса, утверждая, что призраков лошадей только на овес и можно ловить. Удивительно, что их не услышал сторож — они так громко препирались, пока пробирались через территорию! Решили, что ближе к полуночи спустятся на конюшню и по проходам сделают дорожки из овса. Если Кутузов придет, оставит след. Хотелось призрака задержать. Что будут делать дальше и будут ли вообще что-то делать — об этом-то и ругались.
— Поймаешь ты его, как же, — ворчал Овсянкин. — Если дух разозлить, он знаешь как может напакостить!
— С чего вдруг напакостить-то? — вскрикивала Эля. — Если я его любила.
— Мне девчонка рассказывала, — шептал Алька, дергая Элю к себе, на сено. — Реальный случай. Она на конюшню ходила, и там конь был. Ее любимый. Звездочка звали. А потом родители переехали, и она стала ходить на другую конюшню. Но по коню очень скучала. Как-то вечером идет вдоль денников и видит, что в одном чужая лошадь стоит. Там никого и быть-то не должно, а стоит. Она заходит, а перед ней Звездочка. Грустный такой. Посмотрел на нее. Она испугалась и бежать. А утром узнала, что ее любимый конь вчера умер. Это он так прощаться приходил.
— Чего ты сказки рассказываешь? — отпихнула его от себя Эля. — Никто ни к кому не приходит!
— Не, ты послушай! — полез к ней ближе Овсянкин. — Вот еще история. Поехали трое в командировку. Женщина и два мужика. А у женщины еще сережки такие красивые были. И вот как-то ночью слышат в гостинице шум. Прибегают — женщина застрелилась. По всему выходило, что самоубийство. Пистолет в руке, предсмертная записка на столике. Сережки только пропали. Стали следователи искать и арестовали одного из тех двух мужиков. Он кричал, что ни в чем не виноват, но ему не поверили. А потом привели его на следственный эксперимент в тот же самый номер в гостинице. Только стали все расставлять так, как было в день убийства, как вдруг призрак той женщины появился. Она замотала головой и ушла в стенку. А в соседнем номере все еще жил другой мужик. Следователи заглянули под матрас, и нашли ее сережки. Тогда все и поняли, что убийца был другой. Они его арестовали, и настоящий убийца в первую же ночь в тюрьме умер. От сердечного приступа. Говорят, кричал громко — это она его так наказала.
Эля поежилась. Вот зачем он ей все это сейчас рассказал? На ночь глядя, к темноте поближе.
— Не люблю я все эти страшилки, — возилась в сене Эля.
— Ничего! Со мной можешь не бояться, — заявил Алька, закидывая руку Эле на плечо.
Это уже была наглость. Эля оттолкнула Овсянкина, тот пропал за тюками.
— Ну почему? — обиженно отозвался он из темноты. — Может, ты мне нравишься? Общие интересы должны соединять людей.
— Считай, что нас отталкивают, — проворчала Эля.