Пацан

— Святые херасимы, я не знал, что тут кто-то есть! Да стой ты, блин!

Мужчина сделал шаг назад, поднял руки и повернул их ладонями вперёд, пытаясь показать, что не опасен.

— Пацан, не мечись! Тут один выход! Сейчас я отойду, слышишь? Держи себя в руках, умоляю! Извини, если кинешься, я тебе вломлю. Ничего личного, но жизнь дорога мне как память о совершённых ошибках. Уже отхожу, видишь?

Мужчина сделал несколько шагов, продолжая

— Я на улицу! Путь свободен! Беги куда хочешь, нахрен ты мне не впёрся!

Посмотрите, люди,

вот говно на блюде!

Хочешь — ешь, хошь так сиди,

хочешь — мимо проходи…

Ветер несёт пыль и пепел. Город пахнет гарью, канализацией и слегка, уже почти нечувствительно, тухлятиной. Первые дни от смрада аж волосы в носу сворачивались, а теперь ничего, терпеть можно. «Или просто принюхался», — думает мужчина.

— Эй, ты будешь выходить, пацан? — крикнул он в сторону двери. – Видишь, я не напал! Ты слышишь меня вообще? Скажи чего-нибудь!

В подъезде полуразрушенной пятиэтажки сумрачно и никакого движения. Подождав ещё минуту, мужчина сказал с досадой:

— Как знаешь. Я просто под крышей переночевать хотел. Извини, что напугал. Не кинулся — и ладушки, хороший мальчик. Сиди там, коли охота. Поищу другой угол на ночь.

Он поправил лямку рюкзака на плече, вздохнул и пошёл по улице, тщательно вглядываясь в остатки домов.

— Панельки, панельки… Сэндвичи с мясом… Чем вас кирпич не устраивал?

Большая часть зданий сложились в плотный слоёный бутерброд из строительного мусора и бетонных перекрытий. Искать там комнату с целым потолком бесполезно. Мужчина с неудовольствием смотрит на вечернее небо — собираются многообещающие тучи. Ему не хочется встретить непогоду под открытым небом.

В конце концов везёт — кирпичный кубик технического помещения благополучно пережил все катаклизмы. Даже дверь цела вместе с замком на ней. Железная, с табличкой «Не входить! Высокое напряжение!».

— Высокое, ага… Ну, как говорится, «к новым высотам»!

Мужчина снял рюкзак, вытащил из-за боковой обвязки ломик, вставил в проушину замка и ловким, выдающим большую практику движением сковырнул его на землю.

— Вот так-то оно получше будет… — сказал он, осматривая пыльное помещение с железной чушкой трансформатора. Внутри темно и пыльно, но хотя бы не воняет тухлым мясом, как в руинах.

Ближайшая куча строительного мусора поделилась обломками досок и мебели, и вскоре внутри трансформаторной будки загорелся небольшой костерок, над которым повис закопчённый плоский котелок-кан. Мужчина налил туда воды из пластиковой бутыли, с сожалением оценив скромный остаток. Дождавшись, пока закипит, снял с огня, всыпал сухой концентрат.

— «Каша питательная со вкусом мегреты». Что ещё за «мегрета» такая? — спросил он в пространство. — Выдумают же… Эй, пацан, что такое «мегрета»? Ты должен знать, ты же местный. Я тебя не вижу, но слышу. Ты сопишь и топчешься, как перед занятым сортиром. Как ты выжил-то вообще?

Темнота за дверью будки ничего не ответила.

— Раз ты до сих пор не кинулся, значит, агрорадиус небольшой, — продолжил рассуждать мужчина. — Метрах в десяти стоишь, не дальше. Жрать хочешь?

Тишина, сопение, негромкий хруст мусора под ногами.

— Давай так, я выставлю кашу за дверь и отойду в дальний угол. А ты подойдёшь и возьмёшь. Будешь не ближе, чем сейчас. Только канчик потом верни. Концентратов полный рюкзак, а канчик один. И воды мало, но это ничего, завтра должен уже до реки дойти. Если карте верить. Карта говно, но река там наверняка не просто так нарисована. Слышишь? Я выхожу. Отойди, если буду слишком близко. Нам же не нужны эксцессы? Просто держи дистанцию, ладно?

Мужчина прихватил рукавом горячую ручку кана и медленно, не делая резких движений, вышел за дверь.

— О, да ты ближе, чем я думал! Вот, смотри — это каша. Со вкусом хрен пойми чего на «эм», уже забыл. Но пахнет съедобно, чуешь?

Темнота засопела, подтверждающе шмыгая носом.

— Вот, это тебе. Но с возвратом посуды, хорошо? Такой удобный канчик не враз найдёшь.

Мужчина показал в темноту кан, демонстративно помахал в воздухе ложкой, воткнул её в кашу и поставил посудину на землю.

— Вот, лопай, худоба. А то одни глаза остались, такой дрищ.

Тем, кто кушает прекрасно,

в жизни всё легко и ясно.

Тот, кто мало каши ест,

не осилит жизни квест…

Паренёк, осторожно вышедший к свету костерка, одет в драный рыжий свитер не по размеру и порванные во многих местах джинсы. На правой ноге — драный ботинок, на левой — разболтанный резиновый тапок. Волосы встрёпаны и приобрели устойчивый цвет грязи, за которым не разобрать исходный. На худом, перепачканном кирпичной пылью, с ввалившимися щеками лице светятся яркие синие глаза.

— Да, жизнь тебя не гладила, — кивает мужчина, отходя в дальний угол. — Но по нынешним временам живой — уже везунчик. Хватай кашу, не бойся.

Мальчик поднял с земли металлическую посудину, огляделся и нерешительно двинулся было назад, в темноту, но там зашуршали по ломаному асфальту первые капли дождя. Ребёнок пугливо втянул голову в плечи и сделал шаг вовнутрь, к костерку.

— Садись-садись, — сказал ему мужчина. — Поешь спокойно, я пока тут постою. У тебя какой агрорадиус? Не заклинит внезапно башню? А то навидался я вашего брата…