Пациент особой клиники
Шрифт:
В ответ Рикарда только презрительно махнула рукой и еще раз потребовала, чтобы он ее выпустил. Однако Гедеон, не обращая на нее внимания, продолжал что-то объяснять, но это женщину больше не интересовало.
– Есть мнение, что люди показывают свое истинное «Я», когда пьяны. Поскольку мы не продаем алкоголь, то мне пришлось вывести вас из себя, так как, по моему опыту, в гневе человек тоже раскрывается и позволяет увидеть главное.
Но Рикарда только отмахнулась:
– На сегодня глупостей хватит. Я хочу уйти.
Все это было
Тогда Гедеон кивнул и сказал:
– Мне понятны причины того, что вы себе все это именно так и представляете. Подобным образом заканчивалось большинство моих первых встреч в начале будущих сеансов.
«Если ты начинаешь их именно так, то ничего удивительного в этом нет», – подумала она.
– Теперь, когда мы познакомились, подумайте над моими словами, и если захотите продолжать, то вы знаете, где меня найти, – заявил Гедеон.
«Да уж, теперь точно знаю», – пронеслось в голове у Рикарды.
Тут он снова указал на вторую дверь, и на этот раз она выбрала выход между стеллажами, который, по крайней мере, открывался без всякого сопротивления.
«Прочь отсюда!» – мысленно подбодрила себя Рикарда.
Открыв дверь, она оказалась в коридоре, который вел на кухню, где трое сотрудников в глупых униформах раскладывали формованные изделия из мясного фарша на прессованные булочки. Они не обратили на нее ни малейшего внимания, и Рикарда, проследовав мимо фритюрницы, поспешила в раскрашенный яркими красками общий зал.
«Прочь! Прочь отсюда!» – подгоняла себя Рикарда.
Она вышла из закусочной и быстро направилась к тому месту, где припарковала свою машину. Возле бордюрного камня образовалась огромная лужа, и ей пришлось прошлепать прямо по ней. Пока Рикарда открывала свою чертову дамскую сумочку, волосы на ее голове окончательно промокли. Ключи никак не находились, и когда наконец она их достала, то чувствовала себя так, словно приняла душ прямо в одежде.
Вконец обессилев, Рикарда буквально рухнула на водительское сиденье, уткнулась головой в руль и закрыла глаза.
«Эксклюзивные интервью в средствах массовой информации хорошо оплачиваются», – никак не выходили из ее головы слова Гедеона.
– Каков засранец! – в сердцах воскликнула она.
В этот момент кто-то постучал по боковому стеклу ее машины. Она выпрямилась и увидела взволнованное лицо мужчины, которому по возрасту явно не подходила стильная бородка, какую носили поклонники джаза, и кольцо в носу. К тому же на нем была совершенно неподходящая для такой погоды и мокрая насквозь шерстяная шапочка.
– Что случилось? – поинтересовался он.
– Мне очень жаль, – проговорила Рикарда.
– Мы ждали вас на заднем выходе.
Она понимающе кивнула и, мысленно ругая себя на чем свет стоит, ответила:
– Знаю, но я просто не смогла.
С этими словами Рикарда вновь закрыла окно, запустила двигатель и тронулась с места, оставив руководителя телевизионной команды стоять под проливным дождем.
Глава 14
«Пришла моя смерть!»
Именно такая мысль посетила его, когда он почувствовал себя словно в тисках. Эти тиски безжалостно давили на него, и ему было холодно. Они выдавливали из него любое воспоминание о тепле, любви и собственной безопасности, обрекая на провал малейшую попытку вырваться из этих тисков.
У Тилля возникло чувство, будто бы его похоронили под снежной лавиной, и он попытался выбраться на поверхность своего сознания, чтобы вновь оказаться в окружавшем его грубом мире, двигая при этом грудью, ногами и руками. Однако его не оставляло ощущение, будто бы ему приходится плыть в жидкости, по плотности напоминавшей ртуть.
В то же время какая-то часть рассудка подсказывала ему, что все это являлось лишь проявлением побочных эффектов того снадобья, с помощью которого его успокоили при поступлении в «Каменную клинику».
«Сразу после того, когда я окончательно свихнулся», – вспомнил Тилль.
Первым его воспоминанием было то, как он стоял, подняв руки в позе сдающегося в плен солдата, в полуоткрытой трубе стеклянного сканера, напоминавшего саркофаг. Лишенные ремня брюки медленно, но неуклонно скользили вниз по его худым бедрам, и ему стало нехорошо: сказались пережитое волнение и статичная поза при перевозке.
– Вы можете пройти дальше, – вспомнился ему послышавшийся из вмонтированных в потолок динамиков звучный безэмоциональный голос после окончания дискретного сканирования.
Тилль понятия не имел, в какую именно часть комплекса зданий клиники его доставили, однако предполагал, что машина скорой помощи остановилась в подземном гараже. Это был подвал, первоначально предназначавшийся для нужд кухонного блока отеля, а затем переоборудованный в приемный покой.
Тилля провели по направлению стрелки, намалеванной на полу из серого антисептического пластика, до шлюза, напоминавшего внутренний отсек корабля и снабженного видеокамерой на голом потолке. Видимо, поэтому при ходьбе у него возникло такое же ощущение качки, как во время движения машины скорой помощи на пароме, доставившем их в «Каменку».
За шлюзом его ожидали два крепкого телосложения санитара, один внешний вид которых говорил о том, что они легко справятся с любым накачанным мышцами человеком, не говоря уже о таком хилом пациенте, как Тилль. Они дружелюбно улыбались, но их взгляд явно советовал ему не делать глупостей.
– Добрый день, господин Винтер, – произнес выглядевший постарше санитар, что, возможно, объяснялось его короткими, по-военному строго остриженными седыми волосами.
Тилль вспомнил, как он внутренне напрягся, услышав, что его назвали Винтером. Эта новая фамилия звучала непривычно и как-то негативно, словно подсознательный укор.