Пациент всегда мертв
Шрифт:
— Лучше для тебя.
— Похоже, я кого-то обидел, — сказал Бумайя, когда парень, покачиваясь, отошел.
— Вероятно, здесь не любят высоких смуглых незнакомцев, — подал реплику Майло.
— Чернокожих?
— Может, и так.
Бумайя улыбнулся:
— Я слышал, что это прогрессивный город.
— Жизнь полна сюрпризов. Итак, чем могу быть полезен, мистер Бумайя?
Тот начал было отвечать, но остановился, когда принесли напитки.
— Спасибо, сэр, — кивнул он Зеленой Тенниске.
— Еще что-нибудь?
— Если у вас есть соленый арахис, — сказал Майло. — Если нет,
Зеленая Тенниска уставилась на него.
Майло хлопнул свой скотч:
— И еще порцию этого же пойла.
Парень взял стопку Майло, прошел к стойке, принес ее наполненной и вместе с ней миску с солеными крендельками.
— Надеюсь, они достаточно соленые? — ухмыльнулся он.
Майло съел кренделек и зарычал:
— Хочешь в морду?!
— Чего?
Майло сверкнул своей волчьей улыбкой. Парень в тенниске заморгал. Попятился. Исчез.
Майло проглотил еще кренделек.
— Да, это по-настоящему прогрессивный город, — объявил он.
Протэ Бумайя сидел, стараясь не показать, что изучает нас. В полумраке его кожа была цвета чернослива. Широко поставленные миндалевидные глаза почти не двигались. Его кисти оказались громадными, а запястья — тонкими. Он был даже выше Майло — шесть футов четыре или пять дюймов, но до странного походил на мальчишку.
Мы некоторое время молча пили. Фрэнки Вэлли сменил Дасти Спрингфилд, который хотел лишь того, чтобы быть с нами. Бумайя, казалось, наслаждался своим джином с тоником.
— Итак, — сказал Майло, — что там с Элбином Ларсеном?
— Вы ведь наблюдали за ним в книжном магазине.
— Кто сказал, что мы наблюдали за ним?
— За кем же тогда? Джордж Исса Кумдис постоянно выступает с политическими лекциями. Он — публичный человек. Что может полицейский узнать, наблюдая за ним? И тот парень в морском бушлате… очень импульсивный человек, но это не настоящий преступник. Он распыляет краску. Вы допросили и освободили его.
Майло повертел в руках визитку Бумайи:
— Специальный посланник. Если я позвоню по этому номеру и спрошу о вас, что мне скажут?
— В этот час, сэр, вы услышите записанное на магнитофон сообщение, в котором вас попросят перезвонить в приемные часы. А если вы позвоните в приемные часы, то получите в ответ новую запись, в которой будет указано множество номеров телефонов. Если вам удастся сделать правильный выбор, вы, в конце концов, будете разговаривать с очаровательной женщиной по имени Люси, работающей секретарем у мистера Ллойда Маккензи, эсквайра, замечательного юриста, который является на Западном побережье консулом моей страны, Республики Руанда. В свою очередь, мистер Маккензи сообщит вам, что я являюсь законным представителем своей страны. — Бумайя сверкнул зубами. — Если хотите избежать всего этого, просто поверьте мне.
Майло осушил второй скотч. Крепкий, жесткий напиток; я никак не мог допить первую порцию.
— Специальный посланник, — повторил Майло. — Вы полицейский?
— В данное время нет.
— И все-таки?
— Я занимался полицейской работой.
— Тогда кончайте темнить и говорите, что вам надо.
Глаза Бумайи вспыхнули. Он обвил стакан своими длинными ухоженными пальцами, опустил один
— Я хочу, чтобы Элбин Ларсен получил то, что заслуживает.
— И чего он заслуживает?
— Наказания. — Бумайя вытащил свой блестящий черный бумажник. Открыв его, он тронул пальцем то, что оказалось застроченным швом. Строчка разошлась, открыв щель. Он засунул туда пальцы и вытащил крошечный белый конверт. Глядя на Майло через стол, Бумайя щелкнул по краю конверта блестящим ногтем. — Насколько вы знакомы с геноцидом, который опустошал мою страну в тысяча девятьсот девяносто четвертом году?
— Я знаю, что много людей погибло, а мир стоял в стороне и наблюдал за этим.
— Почти миллион человек. Чаще говорят о восьмистах тысячах, но я считаю, что это заниженная цифра. Впрочем, есть немало желающих минимизировать ужас произошедшего — те заявляют всего о трехстах тысячах убитых. Мое мнение подкрепляется личными наблюдениями и знанием реалий той жуткой катастрофы. Так вот, если в число жертв включить тех, кто умер от ран, мы получим миллион погибших. Не исключаю, что их и того больше.
— Какое отношение все это имеет к Элбину Ларсену?
— Ларсен был в моей стране во время геноцида, работал на Объединенные Нации в Кигали, нашей столице, когда происходили самые страшные события. Был консультантом. Консультантом по правам человека.
— И что же Ларсен конкретно делал?
— Все, что хотел. ООН тратила миллиарды долларов на зарплату людям, которые делали только то, что им нравилось.
— Не любите международные организации, мистер Бумайя?
— Объединенные Нации не сделали ничего, чтобы остановить геноцид в моей стране. Наоборот, отдельные лица, которым ООН платила, играли активную и пассивную роль в массовых убийствах. Международные организации всегда готовы постфактум осудить трагедию, но поразительно бесполезны в предотвращении ее.
Бумайя поднял стакан и сделал большой, тяжелый глоток. Маленький белый конверт оставался между пальцами другой его руки.
— Вы хотите сказать, что Ларсен был замешан в геноциде? Речь идет об активном или пассивном участии?
— Какая тут разница?
— И все-таки?
— Я не знаю. Пока. — Бумайя взглянул на стойку бара.
— Хотите еще?
— Хочу, но откажусь. — Бумайя опять щелкнул по белому конверту. — В январе две тысячи второго года человек по имени Лоран Нзабаказа был арестован за участие в геноциде в Руанде. До этого Нзабаказа служил администратором в тюрьме в пригороде Кигали. Большинство заключенных были хуту. Когда начались погромы, Нзабаказа открыл камеры хуту, вооружил их копьями, мачете, дубинками и огнестрельным оружием и натравил на дома тутси. Это была как бы семейная прогулка; жена Нзабаказы и его сыновья-подростки присутствовали при погромах, радостно приветствуя тех, кто насиловал и убивал. Перед тем как все это выплыло на поверхность и Нзабаказа был арестован в Женеве, он нашел себе новое место службы. Работал следователем Международного уголовного суда по Руанде. Элбин Ларсен помог ему получить эту должность. Ларсен делал то же самое для других лиц, многие из которых впоследствии были заподозрены в участии в геноциде.