Пациент
Шрифт:
– Пеппер, иди сюда, глупый пес! Живо!
Раздался громкий шорох, заросли зашевелились, Пеппер выскочил из кустов и подбежал ко мне, виляя хвостом. Ветки позади него снова стали неподвижными. Я огляделась. За спиной никого не было, в поле зрения тоже. Шаги оказались воображаемыми. Я все выдумала; мой разум сыграл со мною злую шутку. Я взяла Пеппера на поводок и поспешила к выходу с территории собора; пес бежал рядом со мной. Больше я не оглядывалась.
Дровяная печь, похоже, погасла, в доме было прохладно. Витая ваза Лиззи смотрелась вспышкой
– Что-то ты запыхалась, – заметил он, взглянув на меня поверх своих очков-полумесяцев.
– Последние ярды я пробежала. Мне послышались чьи-то шаги позади.
– Ты видела, кто это был?
– Никого там не было, мне почудилось.
Я не призналась, что не перестала слышать те шаги и ощущать угрозу, которая их сопровождала. Нейтан налил чай и протянул мне кружку.
– Обычное дело, когда устанешь под конец дня.
«Он просто добр ко мне, не выискивай в его словах снисходительность», – сказала я себе.
– У тебя щеки порозовели! – продолжал муж, одобрительно улыбаясь. – Выглядишь на десяток лет моложе!
Я обхватила кружку ледяными руками. Я не мечтала помолодеть. Я думала, что зрелость станет началом чего-то нового. Я надеялась, что буду отличаться от женщин, приходивших ко мне в клинику. Я ожидала, что почувствую освобождение, но вместо этого стала пугливой. Бывший парень Лиззи сказал бы, что шаги за спиной символизируют догоняющее меня прошлое, дела, которые я не сделала или хотела бы сделать лучше, альтернативные варианты поступков, которые я могла бы совершить.
Аромат нарциссов наполнял кухню. Я дотронулась до бледного лепестка.
– Лиззи любила тебе помогать, когда ты высаживал луковицы.
– Она это переросла. Думаю, она уже сто лет не прикасалась к лопате. – Нейтан набрал охапку дров из стопки у комода. – Я разожгу огонь, ты дрожишь.
– Спасибо, – улыбнулась я ему.
Он взял спички и, насвистывая, вышел за дверь.
Разве можно перерасти то, что любил когда-то в юности? Ты просто зарываешь его поглубже, как Нейтан свои луковицы, и оно ждет там, в темноте, возвращения теплых дней. Когда-то я любила путешествия, радовалась, открывая для себя новые места. Я любила рисовать, мои старые альбомы для эскизов лежали в нижнем ящике моего стола. Я не переросла все это, я просто похоронила его, у меня больше не было времени.
Позже, когда я уже дремала в постели, Нейтан пробормотал:
– Я отметил в календаре дату. Нас пригласили на новоселье в каких-то числах апреля.
– На какое новоселье?
«Что вылетело у меня из головы на этот раз?»
– Новые жильцы въезжают в Норт-Кэнонри; приглашение лежало утром на коврике у двери. Белая карточка из плотной бумаги. Я думал, ты видела.
Вот почему горел свет в тех окнах сегодня вечером – новые обитатели, должно быть, уже заселились.
– И
– Какая-то двойная фамилия, Офелия Форбс… что-то там… почтет за честь видеть вас… В таком духе. Канапе и шампанское.
Офелия. Бледное тело и запрокинутая голова. Офелия с картины Милле с раскинутыми в стороны руками и открытым ртом, в мокрой одежде, с цветами в волосах. Утопленница. Ее лицо проникло в мой сон, превращаясь в бледное лицо Лиззи, наполовину скрытое водой. Глаза дочери смотрели на меня все еще яростно. Я проснулась в ужасе, хватая ртом воздух, но мерное дыхание Нейтана меня успокоило. Я положила руку на его спину. Страсть не имеет значения; солидарность, поддержка – вот что главное в долгом браке. И верность.
– Мне повезло, – прошептала я. – Я счастливица.
Глава 5
Апрель 2017 года
Раскинутые руки и цветы оказались вещими. Офелия стояла в широко распахнутых дубовых дверях, приветствуя гостей. Большой холл позади нее был залит светом, вдоль стены красовались белые цветы. Тепло и разговоры разливались в воздухе благоухающей волной; Нейтан вскинул лицо, будто впитывая этот аромат.
– Добро пожаловать в наш дом!
Она не назвала себя, считая само собой разумеющимся, что мы сами поймем, кто здесь хозяйка, и мы, конечно, поняли. Она быстро скользнула глазами по нашим лицам и постаралась расположить нас к себе. Ее красота была холодной и отточенной, как у кинозвезды пятидесятых, вроде Грейс Келли или Типпи Хедрен – старомодный гламур в духе Хичкока. Ее свободно уложенные светлые волосы были унизаны цветами, что выглядело бы смешно на мне, но на ней смотрелось потрясающе. Она была одета в платье-футляр из сливового бархата, искрящегося золотыми переливами; в своем коричневом одеянии я почувствовала себя воробьем рядом с райской птицей.
Нейтан уговорил Лиззи тоже прийти; она написала, что задержится, и присоединилась к нам уже у входа. На ней были джинсы и черный свитер, на шее висели металлические цепочки; в сочетании с алой помадой и косой челкой это выглядело эффектно. Враждебность в ее взгляде была заметна только мне.
– Рэйчел и Нейтан Гудчайлд и наша дочь Лиззи, – представился Нейтан, пожимая протянутую Офелией руку; его серо-голубые глаза блестели, как галька, только что омытая морской волной. – Мы живем сразу за Северными воротами на Де Вокс Плейс.
– Ах, в этом милом маленьком ряду домов? Вам очень повезло!
Определив наше место, по крайней мере в географическом смысле, она поцеловала Нейтана, а затем меня. Я уловила аромат фрезий.
Лиззи отступила на шаг.
– Я живу на Миллфорд-Хилл, на другом конце города, – сказала она. – Отдельно от родителей.
– Мы разослали приглашения всем, кому смогли, – улыбнулась Офелия, скользнув по Лиззи взглядом. – Это меньшее, что мы могли сделать после стольких месяцев ремонта и строительных лесов. Вы, наверное, нас ненавидели!