Падь Золотая
Шрифт:
— Во! Видишь, как человек рассуждает? Точно, Федя, молодец! С Савраску ростом и нехищный. Был крупный олень, марал, или, по-нашему, по-забайкальски, изюбр.
— Изюбр? — закричали ребята. — Вы обещали охоту на изюбра!
— Изюбр? — подпрыгнул вдруг Боря. — Стреляйте, дедушка, скорее!
— Подожди, брат. Его еще найти надо, Но котелки с Аликом можете готовить. Сегодня вечером не успеть, но уж утром наварите мяса, сколько душе угодно.
Дедушка и Федя внимательно осмотрели осинник, поднялись выше по косогору, походили по распадку.
— Пройдемте вперед еще немного, герои.
Экспедиция поднялась по распадку вверх, прошла редким лиственничным лесом.
У лесной поляны Сергей Егорыч остановился и огляделся:
— Вот здесь мы его с вами и подкараулим;
— А-а… где он?
Ребята не заметили на этой поляне ничего особенного — такие в лесу попадались нередко.
— Он сюда придет.
— Сам придет?
— Точно. Солнышко закатится — и здесь будет.
— Я что-то не понимаю, — сказал Федя. — Почему он обязательно сюда придет?
— А потому… Постой-ка, брат, попробуй сначала сам догадаться, а уж не догадаешься, тогда и скажу.
Ребята рассыпались по лужайке. Долго не могли заметить они ничего необычного. Но вдруг Федя пригнулся и, раздвигая траву, начал словно подкрадываться.
— След изюбриный! — бросил он ребятам через плечо. — Вот, вот, Женя! Видишь, как на сыром хорошо отпечатался? Сюда шел…
Следы привели ребят к небольшой площадке черной, но покрытой каким-то белым налетом земли. Трава не росла на площадке. Она была вся истоптана сотнями копыт — маленьких и больших. Глубокие овальные ямы — выше колен — виднеются в разных местах. Стало ясно, что эта крохотная площадка на лесной поляне чем-то привлекала к себе зверей со всей тайги. Но чем? Что их сюда тянет?
— Вот я сейчас вам подскажу, — заговорил дедушка, видя, что ребята не могут догадаться. — О солонцах слыхали?
Они уже слыхали раньше это магическое охотничье слово — «солонцы». Его упоминали в разговоре не какие-нибудь горе-охотники, а только самые опытные таежники.
— Вот они какие, солонцы!
— Да, они и есть, — сказал дедушка, с уважением проговорив «они». — Солонцы, герои, можно сказать, — одно из самых больших открытий охотничьей науки. Почему? На верный выстрел к изюбру подойти трудно, это под силу из тысячи охотников одному. Он такой осторожный зверина, каких больше нет. Сохатый, козел, даже волк против него ничего не стоят. Изюбр за несколько километров слышит. Учует — и, как ветер, нет его. Попробуй-ка, скради его! Вот тут только солонцы и помогают. Ты зверь умный, к тебе не подойти, так сам ко мне подойдешь. Наестся он свежей травки и обязательно захочется ему солью полакомиться. А соль-то по всей тайге не разбросана. Зверь знает, где она, но и охотник это место знает: сядет на солонцы и ждет — никуда не денешься, придешь!
— А где мы сядем? Наверное, спрятаться надо, чтобы не увидел?
— Вопрос, ребятки, серьезный. Солонцы найти — это еще полдела. Можно у солонцов месяц сидеть, а все равно зверя не увидать. Зверь-то он зверь, а перехитрить его — дело нешутейное. Перехитрить его надо. Если сделал засадку выше солонцов, не подойдет он, можно и не ждать. Почему? Да потому, что подходит он к солонцам осторожно. Прислушивается, принюхивается. Вечером всегда воздух с высокого места в нос тянет. Нанесет на зверя запахом человека — и кончено: уйдет.
Дедушка огляделся.
— Сядем мы с вами вот здесь. — И он подошел к кустам на краю поляны. — Эге! Уже готовая засадка есть…
В кустах лежали искусно замаскированные бревна, сложенные одно на другое. В центре бревенчатой стенки было вырублено отверстие. Из бойницы торчала палка.
— Здесь были охотники?
— А удивительного в этом ничего нет. Такой чудесный зверина изюбр, что охотник недели не пожалеет, за сотню километров к хорошим солонцам приедет.
Охотники отвели Савраску от солонцов километра на два, развели около него дымный костер, приготовили все для ночлега и пошли в засаду.
Нечего и говорить, с каким нетерпением ребята ожидали встречи с чудесным зверем. Волнение их усиливалось тем, что дедушка каждому выдал по одному патрону, заряженному пулей, и разрешил, в случае, если он промахнется, стрелять в убегающего изюбра. Конечно, на промах дедушки ребята не надеялись. Но каждый думал: «Вдруг осечка? И тогда… Мгновенно будет спущен курок, и метко посланная пуля оборвет стремительный бег напуганного зверя с драгоценными рогами».
— Наташа, если у дедушки будет осечка, ты не стреляй. Ты, конечно, попадешь, но дай нам застрелить, — сказал Паша. — Хотя я и забыл — у тебя опять голова заболит… — Паша хотел было засмеяться.
Но Наташа, вспыхнув, сильно шлепнула его ладошкой по затылку…
— Съел? За дело! — сказал Женя.
Наташа отстала и молча шла позади всех.
Раньше у них все было общее: городки и прятки, камни и голуби, рыбалка и ягоды, учеба и работа в штабе. Не меньше, чем ребята, она полюбила и ружье. Ей нравилась стрельба в цель и чувство непередаваемого волнения перед выстрелом. И приходящее потом неведомо откуда спокойствие и уверенность в своем успехе. Полюбила она оглушительный звук выстрела, резкий запах сгоревшего пороха.
Но убивать птиц и зверей? Нет, этого она не хотела и не могла. Наташа пыталась силой заставить себя стать в охоте похожей на мальчишек. И это случилось на хребте: она выстрелила и убила кедровку. Но еще и сейчас стояли перед ее глазами окровавленные перышки, безжизненно приоткрытые глазки птицы, у которой она отняла жизнь.
Нет, какие бы они ни были вредные, а убивать она не будет. И поэтому все с большим нежеланием Наташа принимала участие в охоте. Что-то удерживало ее сказать ребятам правду. Ей казалось, что тогда придет конец дружбе. А ребята, кажется, уже заметили. В особенности этот Пашка.
Как хорошо было раньше, когда об охоте они только мечтали! Но все-таки посмотреть изюбра ей очень и очень хочется.
Еще не доходя до солонцов, охотники приняли меры предосторожности. Вечер стоял тихий, и каждый звук разносился далеко. Чтобы не отпугнуть зверя, говорили шепотом, старались не наступать на сучки и обходить кусты. Дедушка не курил. И ребятам непривычно было видеть его без трубки. Должно быть, и дедушка чувствовал себя без нее неудобно: несколько раз, забывшись, доставал он кисет, но, покрутив его и недовольно пожевав губами, прятал обратно. Запаха табачного дыма зверь боится пуще всех других запахов и издали чует его.