Падает снег

Куприянова Марьяна

– Да я же… – запротестовал было он.

– Позвонить ей можете и в квартире, – тоном полноправной хозяйки заявила я.

– Вам правда удобно, что я вот так ввалился? Вы все же были не в курсе, как я понял… – снимая шапку и приглаживая давно не стриженые волосы, с неподходящей для его внешности робостью спросил Андреев.

– Ввалились? – засмеялась я, и он улыбнулся, глядя на меня. – Скорее это я Вас заставила. Не говорите глупостей, лучше снимайте верхнюю одежду и отогревайтесь, а потом разберемся.

– Ладно, ла-адно, – со смирением в голосе протянул

Андреев и стал разматывать шарф, освобождая раскрасневшуюся шею.

По правде говоря, этот визит несказанно осчастливил бы меня с год назад, когда Андреев Максим Викторович еще только стал мужчиной моего сердца, так сказать, временной пассией. Он преподавал в нашем университете, и при первой встрече произвел на меня колоссальное впечатление. Да и не может мужчина с такой внешностью и, что немаловажно, таким воспитанием, не произвести впечатления. Однако все это вспоминается мне теперь как туманный пережиток далекого прошлого, к которому я отношусь с холодной насмешкой.

– Вешалки у нас тут нет, так что давайте вещи мне, – попросила я Андреева, пока он стаскивал пальто с задеревеневшего тела. Словно послушный ребенок, он со светящейся улыбкой отдал мне все, что снял, и остался стоять, не зная, куда деть себя и свои пустые руки.

– Шапка и шарф мокрые совсем, – заметила я, окончательно входя в роль матери, отчитывающей непутевого сына за слишком долгую гулянку на морозе.

– Ну так снег валит, не останавливаясь, – оправдался Андреев и покорно улыбнулся.

– Повешу на батарею, пусть подсохнет, – решила я. – Так, Вы пока разувайтесь, вон тапочки, обязательно обуйте их, у нас плитка холодная, и ждите меня на кухне.

– Но где… А, впрочем, пойду на запах, – Андреев полностью смирился с тем, что ему придется остаться до выяснения обстоятельств, и кажется, уже был не против. По крайней мере, моим приказам не сопротивлялся.

Когда я развешала его вещи в зале, попутно размышляя, что веду себя слишком фамильярно с сорокалетним преподавателем, и вернулась на кухню, тот сидел за столом и уже заканчивал телефонный разговор. Я щелкнула кнопкой электрического чайника и, развернувшись к столу спиной, помешала суп, продолжая раздумывать.

– Ну что там? – осторожно спросила я, потому что тон его прощания мне не понравился – так говорят, когда сильно чем-то недовольны.

– Да ничего хорошего, – ответил Андреев и принялся яростно растирать себе шею до красных полос от ногтей.

Он поджимал губы и колебался, порываясь подняться и уйти. Ему было неловко. И, что странно, я не ощущала ничего подобного. Я даже самую малость не была смущена. Поэтому решила и его успокоить, а заодно выяснить ситуацию.

– Максим Викторович. Если Вам так неприятно в моем присутствии, можете уйти. Но если дело не во мне, и у Вас нет ко мне неприязни, то знайте: Вы мне ни капли не мешаете. Не надо чувствовать себя лишним, или дураком каким-нибудь, без права ворвавшимся в чужую квартиру. Идет? – говоря это, я меланхолично помешивала суп и, видимо, заразила Андреева своим спокойствием.

Щелкнул закипевший чайник.

– Ладно, – кивнул Максим Викторович.

– Ну,

что там Вика? – я стала наливать ему чай, как-то непроизвольно для себя решив, что ему нужен сейчас именно горячий чай, обязательно с медом и лимоном, чтобы не простудился.

– Говорит, из-за снегопада весь транспорт стоит, – начал рассказывать Андреев, внимательно наблюдая, как я размешиваю мед и затем отрезаю солидную дольку лимона. – Вот. И она в пробку попала.

– Следовало ожидать подобного по такой погоде. По-моему, легче ей теперь пойти пешком – дороги будут стоять до самого вечера, – заметила я и подвинула ему чай, поднимая глаза. Андреев глядел сначала на кружку, потом на мои руки.

– Ну да, – согласился он заторможенно, и я заволновалась: что я делаю не так? Надо было предложить кофе? – Спасибо большое. Она так и собирается поступить.

– И далеко она застряла?

– В районе памятника Ленину, – виновато ответил Андреев, не решаясь отпить чай, а просто отогревая ладони.

Ну вот откуда, откуда в этом мужчине столько умилительного смущения и боязни навязываться?

– О-о-о, – протянула я, – это ей долго оттуда, если пешком.

– Вот и я о том же… – грустно произнес мой внезапный гость, глядя на меня прямо. – Спасибо Вам за заботу, правда, но мне так неловко торчать здесь без дела, Вас отвлекать, ожидая ее неизвестно сколько…

– Все сказали? – спросила я, когда он, наконец, замолк, выжидающе глядя на меня. – Я теперь скажу. Ваше присутствие меня не отвлекает, а развлекает. К тому же, Вы еще не выпили свой чай, Ваши вещи не просохли, а выпустить Вас в мокром на мороз я себе не позволю в силу как минимум человеческого долга.

Андреев просиял. Краснота с его лица уже сошла, а вот на шее остались ярко-алые полосы. Не снимая улыбки с губ, он принялся за чай. Я подбодрила его взглядом и решила завести ни к чему не обязывающий разговор.

– Так что же… какова тема дипломной работы, которую Вы будете рецензировать?

Андреев блеснул глазами.

– Антропоцентризм восприятия мира племен Южной Америки, – как скороговорку, произнес Максим Викторович. – Такая интересная штука…

– Ну так расскажите мне об этом, пока суть да дело, – попросила я, вспоминая о картошке с мясом, томящихся в духовке.

Наблюдая за моими манипуляциями, Андреев произнес:

– Как можно говорить об историко-культурных вопросах, когда находишься в помещении с такими запахами? – и он глубоко вдохнул, с удовольствием прикрыв глаза.

– Это Вам не в аудитории голодных студентов мучить, – усмехнулась я мстительно, проверяя зубочисткой степень готовности печеной картошки.

– Вот что: забудем о дипломе. Вы, кстати, почему не на занятиях? – Андреев, наконец, вспомнил о субординации, приняв деловой тон, и это выглядело столь неподходяще к его нынешнему положению, что я усмехнулась в ответ.

– Что? – спохватился он.

– Да нет, ничего, – давя хохот, отвечала я.

Картошка пропеклась. Фарш под толстым, румяным слоем сыра, пропитанный соусом из сметаны, чеснока, укропа и соли, благоухал.