Падает снег
Шрифт:
– Вот это да! – воскликнул Андреев. – Неплохое самомнение!
– Считаете, я незаслуженно так думаю? – приподнимая бровь, поинтересовалась я.
– Ну-ну, стоп, – мужчина поднял ладони, словно боялся, что я могу обидеться, и хотел это предотвратить. – Я всего лишь приятно удивлен тем, что Вы знаете себе цену, ведь женщины в этом плане так любят прибедняться.
– Но не я. Если человек себя недооценивает – он дурак, если переоценивает – он сволочь.
Максим Викторович глядел на меня с возрастающим любопытством.
– Знаете, мне
Он смотрел на меня открыто, с благодарностью и почти нежностью за то, что я его приютила, согрела и накормила. Еще бы спать уложила, – подумалось мне.
– Думаю, нет. И на это есть много причин. Ну Вы как, согрелись? – почему-то мне захотелось перевести тему, и Андреев это почувствовал. И не стал противиться, за что я ему безумно благодарна.
– Вы еще спрашиваете! Не знаю вот теперь, как не смутить Вас собой и своим поведением, – он отвел глаза.
– Слушайте, да что же Вы заладили одно и то же? Может быть, это я Вас смущаю, а не наоборот? – засмеялась я.
– Может быть, – он поднял взгляд и попытался улыбнуться, но вышло как-то вымученно.
Во мне вдруг взыграло то чувство, когда нечего терять. Захотелось выложить ему подчистую, как он мне когда-то нравился, как снился мне, как я страдала от его невнимания, пока небеса не послали мою настоящую, серьезную любовь. И я уж было открыла рот, но от спонтанного признания меня спасли – к счастью или к несчастью. В тишине отчетливо раздался звук повернувшегося ключа, и Андреев поник. Было видно, что эти последние секунды наедине со мной он хотел наполнить какими-то теплыми, особенными словами, но не находил их. Все говорил его расстроенный, потерянный взгляд.
– Максим Викторович! – обеспокоенный и виноватый голос Вики огласил наступившую тишину, затем сама девушка появилась в проходе.
Я едва зубами не заскрипела. Андреев оказался неожиданно приятным гостем, и мне не хотелось, чтобы кто-то его у меня сейчас отнимал. Я накормила этого мужчину, и теперь имею на него право! – хотелось выкрикнуть мне. Судя по тому, как Максим Викторович до самого конца игнорировал появление подопечной, я сделала вывод, что он ко мне испытывает похожие чувства. Маска раздражения и холодности, словно невидимое забрало, опустилась на его смуглое лицо, и в мгновение ока он снова стал в меру строгим преподавателем, а не обаятельным мужчиной, так мило беседовавшим со мной какую-то минуту назад.
– Простите меня за опоздание, пожалуйста! – жалостливо просила Вика, снимая верхнюю одежду. – Я бежала! Правда, я спешила, как могла. Ведь я недолго? Там такая непогода, просто ужас!
Да, ты недолго. Это как раз нас и злит.
– Все в порядке, – отрезал Андреев, поднимаясь. – От пробок никто не застрахован. Я и сам мог опоздать. Вам еще раз спасибо… кхм, за все, – обратился он ко мне сухо.
Я степенно кивнула и шепнула Вике, переводящей дыхание:
– Меня можно было и предупредить.
– Прости! Я была уверена, что успею. Пойдемте в комнату, Максим Викторович.
И она, пожав плечами и состроив прискорбно-виноватое лицо, увела Андреева.
Один – один, – подумала я. Если бы Вика хотела отомстить мне за Птицу, лучшей мести придумать нельзя.
Носить маску и притворяться – это разные вещи. Первое – необходимость, как мимикрия в животном мире. Второе – гадкая, чисто человеческая, лицемерная привычка. Сегодня Андреев любезно приподнял передо мной забрало и не побоялся открыть истинное лицо. Я не забуду этого жеста доверия с его стороны.
VII. Арена
– Не бойся, наступай прямо на лед, – подбадривая и крепко держа за руку, подруга выводила меня на площадку. Ее парень стоял рядышком, наготове, если вдруг придется меня ловить. Ну, или поднимать, если не успеет.
Таня заливисто смеялась, глядя, как я, с изяществом каракатицы, делаю первые боязливые шаги по скользкой поверхности. Ей хорошо, она умеет кататься.
– Вот только не надо ржать, – злилась я, одной рукой вцепившись в подругу, другой – опираясь о невысокий бортик. – Я вообще не понимаю, как вы заставили меня пойти на такую глупость.
– Да почему же сразу глупость? – продолжала хохотать одногруппница, по совместительству моя соседка, без труда скользя рядом. – И вообще, прекрати ворчать, как старая бабка. Разве тебе не весело здесь?
Я подняла на нее тяжелый взгляд и тут же опасно поскользнулась. Только пока я смотрела на свои ноги, неудобно сдавленные коньками, я могла их более-менее контролировать.
– Оп! Осторожнее! – поддержала меня Таня.
Ее молодой человек – Вадим – без усилий патрулировал местность поодаль, следя за тем, чтобы мне никто не помешал делать первые шаги.
– Ты правда считаешь, что поход на каток сможет отвлечь меня? – спросила я, скрипя зубами и на этот раз не поднимая глаз.
Ноги предательски дрожали и разъезжались в стороны. Я все больше злилась от своей неуклюжести, чувствуя уже привкус подступающего скандала, если все и дальше так продолжится.
– Ну а почему нет?
– Потому что, – процедила я, – потому что это всё равно что утешать мать, потерявшую ребенка, Чупа-чупсом.
– Ну, знаешь! Ты переоцениваешь свой случай. Я хотя бы что-то пытаюсь с этим сделать, в отличие от тебя. А в ответ одна агрессия.
– А я должна быть твоей должницей?
– О, боже, началось.
– Да даже не кончалось, – ответила я, решительно отпуская ее руку. – Ладно, езжай к своему. Я сама попробую, а то никогда не научусь.
– Уверена? – с сомнением спросила Таня.
– Да. Иди.
– А если упадешь?
– Как упаду, так и поднимусь. Как сказал Тони Старк – «Не можем ходить, будем бегать». И неужели ты думаешь, что если Я начну падать, тебе хватит сил меня удержать?
– Зато ты хотя бы упадешь не одна.