Падальщик
Шрифт:
— Скорее! — крикнул Самуэль; голос его срывался от отчаяния. — Скорее же!..
Трое, не обращая внимания на протестующие крики девушки за стойкой, побежали к белым, ведущим к лифтам дверям.
— Ты знаешь про Хранителей? — на бегу крикнул Самуэлю Ли-Вань.
Тот не расслышал, прокричал в ответ другое:
— Я уже месяц получаю анонимные письма с угрозами, — вчера в меня стреляли!
Зеленым светом светили неоновые лампы с потолка.
Они добежали до дверей палаты, распахнули дверь.
Посреди просторного помещения, на высокой кровати
Ли-Вань проследил ее взгляд и похолодел: в открытой прозрачной кабине, увитый трубками, обмотанный пластырями и бинтами, лежал зеленый младенец — точь-в-точь такой, какого он видел во сне. Глаза ребенка, ввалившиеся и окруженные глубокими темными кругами, казались двумя пустыми дырами; туловище было намного больше, чем у нормального новорожденного; зеленая кожа, распласталась, словно заплесневевшее тесто, по стенкам узкой прозрачной колыбели.
— Он растет… — голос Гени задрожал.
— Где Лиза? — повелительный голос Фон Рихтхофена заставил всех обернуться.
Девин быстрым шагом подошел к окну и отодвинул занавеску — на окне затрепетала детская карусель-подвеска из разноцветных рыбок.
Девин нажал красную кнопку, что была спрятана за занавеской, — серая перегородка у изголовья кровати дернулась и с жужжанием отъехала в сторону. За ней, словно в детской игре Лего, открылся целый маленький город. На постаменте в центре города стояла, мигая рубиновыми глазами, Лиза; вокруг, среди проводов, нагромождения приборов и стоек с аппаратурой суетилось с полдюжины людей в белых халатах; рядом с роботом, тоже одетый в халате едва сходившимися на животе пуговицами стоял, упираясь одной рукой в клавиатуру, старший программист проекта Леон. Увидев Фон Рихтхофена, он почтительно поклонился.
— Великий Магистр, мы не смогли выполнить приказ. Все избранные не могут быть собраны у Врат.
Фон Рихтхофен поднял острый подбородок. Стоящий к нему ближе других Ли-Вань увидел, как дернулось и забилось веко Магистра.
— Что с каждым?
Леон склонил голову.
— В крови у избранной Катарины Галлеани врачи обнаружили вирус. Узнав диагноз, она отказывается разговаривать с кем-либо.
— Другие.
— Избранный Теодор Звеллингер вчера был срочным рейсом отправлен из Германии в США. На официальном приеме у канцлера он упал в обморок — произошло резкое обострение врожденной болезни. Специалисты говорят, что в случае выздоровления он скорее всего потеряет способность мыслить разумно…
Не делая паузы, Леон продолжил:
— Избранный Дипак Бангари сегодня утром арестован полицией. Его обвиняют в контрабанде крупных партий наркотиков и торговле людьми. По закону, наказание за подобные преступление — заключение вплоть до пожизненного. До избранного Станислава мы не смогли дозвониться…
За окном послышался гулкий взрыв, затем крики. В следующую секунду все здание вздрогнуло от нового взрыва, со звоном брызнули внутрь палаты оконные стекла, в палате погас свет… Пол пошел волной, люди попадали на пол.
— Великий Магистр! — прокричал Леон, стоя на коленях и прикрываясь рукой от падающей с потолка штукатурки. — Лиза пишет, что Падальщик вошел в мир и хочет говорить с нами! Пусть Южный Хранитель скорее скажет нам его тайну!
— Я не знаю тайны!.. — крикнул с пола Ли-Вань.
В следующую секунду со стороны золотой машины раздался гул, то и дело сменяющийся шипением. Лицо Леона осветило призрачное мерцание монитора на груди Лизы.
— Я не понимаю…
Программист не закончил — послышался полный ужаса крик Самуэля:
— Посмотрите на ребенка!
Все обернулись к прозрачной колыбели. С треском раскололся пластик, в стороны отлетели трубки, лопнули бинты… Ребенок вдруг стал огромным.
Страшно закричала Геня.
Чудовище повернулось и открыло рот. Края огромной черной дыры задвигались, — младенец силился что-то сказать, но из дыры не исходило ни звука.
В темноте глаза Лизы вдруг ярко вспыхнули — один кристалл темно-синим, другой бордовым цветом. Из машины раздался голос. Хриплый, свистящий, он произносил слова с неведомым акцентом:
— Узнаете ли вы меня, люди?
В тот же миг Ли-Вань увидел, как все присутствующие вдруг медленно поднялись с пола и встали прямо… Лица их разгладились, сделались спокойными — почти радостными. Фон Рихтхофен, Девин, Самуэль, Леон, ассистенты, — все, двигаясь медленно, обошли ребенка и встали вокруг него кольцом. Даже Геня, выбравшись из кровати, приползла ко всем, и не в силах подняться, стояла в кругу на четвереньках, поднимая во тьме вверх белое, как мрамор, лицо.
Вот люди, как по команде, открыли рты:
— Мы узнаем тебя, Яхи.
Ребенок качнул огромной головой и опустил к ним зеленое лицо с глазами-дырами:
— Любите ли вы меня?
Люди, стоящие внизу, ответили нестройным хором:
— Мы любим тебя, Яхи.
Повернув голову вбок, младенец издал стон.
— Что главное для вас, люди?
Улыбаясь мраморными улыбками, люди ответили:
— Любовь, Яхи.
С ужасом Ли-Вань увидел, как в темной палате там и тут зажглись желтые мутные огни — это были глаза обступивших Падальщика людей.
— Идите ко мне.
Качнувшись, люди сделали шаг к огромному младенцу — мрачным утесом возвышался он посередине их круга.
Ли-Вань в отчаянии подскочил к Фон Рихтхофену, схватил его за руку.
— Опомнитесь!..
Старик посмотрел сквозь него мутными желтыми глазами и восторженно улыбнулся.
— Геня! Самуэль!
Ли-Вань подбежал к друзьям. Каменные лица.
Он дернул Самуэля за руку, потянул прочь от ребенка, — тело Самуэля будто вросло в пол. В следующую секунду, не переставая улыбаться, Самуэль поднял руку и ударил Ли-Ваня. Кулак был, словно железный молот, — сознание помутилось; желтые огни побежали по кругу, слились в золотую лодочку, — лодочка поплыла в темноте, подпрыгнула, погасла…