Падальщики. Книга 2. Восстание

Сафина Айя

– А гиппокамп?

– Имеет небольшие структурные изменения, но они даже меньше, чем у больных Альцгеймером!

Потрясающий и в то же время весьма загадочный вывод: получается, что физиологически мозги зараженных абсолютно здоровы! Нет там ни опухолей, ни органических поражений. Чем еще можно объяснить внезапные вспышки агрессии, если голод их не мучает, а мозги не имеют отклонений? Почему очнувшись после комы, человек больше не идентифицировал себя?

Моя сокровищница идей уже скоблила лопатой по дну сундука, перебирая последние причины, но все больше интуиция мне подсказывала, что ответ мы найдем в оставшейся нерасшифрованной

части вирусной ДНК.

– Переливания продолжаете?

– Каждый день! В том то и дело, Кейн! Не потребность в крови ими руководит! Они сыты! Но все равно пытаются напасть, укусить, цапнуть, как беднягу Майло.

Неделю назад при попытке взять анализы у одного из зараженных, наш коллега Фридрих Майло, с которым Кристина была в далеких родственных связях, был укушен зараженным в предплечье. Мы закрыли его в карантине тотчас же. Это первый случай заражения среди ученых.

– Как он, кстати?

Кристина замотала головой.

– Плохо.

И тут ее голос сорвался. Кристина заплакала и закрыла лицо руками. Я понимал ее ощущения: из бесстрастных надзирателей, следящих за процессом заражения за надежными стеклами, мы превратились в изрешеченную крепостную стену, которая вот-вот развалится в песок. Всего полгода назад вирус был так далек от нас, он был примитивен, посредственен и даже глуповат на фоне человеческой цивилизации, которая расщепляла атомы и управляла реками. А теперь…

Теперь же он вырос из котенка в голодного свирепого льва и уже начал кидаться на своего дрессировщика. Иронично. Я всегда знал, что попытки приручить природную дикость терпят крах перед глобальностью, величием и монументальностью мира. Человек не бог. Он возомнившая о себе невесть что букашка под ботинком мироздателя, который прожил в этом мире целый час, а человек – всего секунду.

Я подошел к жене и обнял ее крепко-крепко, мысленно заставляя поверить, что мы справимся. Хотя сам я тоже отчаянно нуждался в ком-то, кто заставил бы меня поверить в то же самое.

Но в следующую секунду мой и без того проблемный мир установил новый уровень кошмарности. Коридор вдруг осветился мигающим красным светом.

– Что это? – тут же очнулась Кристина.

Мы уставились на настенные лампы, заливающие коридор красным светом, создавая атмосферу нарастающей тревоги. Лампа мигала не хаотично. Она передавала сигнал тревоги из определенного исследовательского блока. Сопровождающий ламповое мигание характерный писк, повторяющийся азбукой Морзе короткий-короткий-длинный, дал ясно понять, где активировали кнопку зова на помощь.

– Это из карантинного блока! Бежим скорее! – сообразил я.

Мы поспешили в стерильный блок. Мы наизусть знаем тревожные коды, которые передают визуальные и звуковые сигналы по всему зданию, а код, обозначающий нарушение карантинных мер, здесь самый знаменитый, непопулярный и в то же время редкий.

Мы держали зараженных в отдельных прозрачных стеклянных и плексигласовых клетках три на три метра в карантинном блоке, который связывается с основным зданием центра коридором, где мы и столкнулись с Кристин. Тяжелые двери блока, казались стали весить еще больше, когда мы вдвоем пытались их открыть – паника ускоряла работу мозга, и оттого секунды стали тянуться очень долго. Мы сбежали по металлической лестнице вниз в карантинный блок, представляющий собой просторный ангар, в котором ровными рядами располагались индивидуальные герметичные боксы, в которых безумные пациенты лежали, привязанные к кроватям.

Мы

пробежали несколько рядов, пытаясь разыскать источник угрозы. Сейчас здесь работало шестнадцать исследователей, которые попадались нам то тут, то там, но по их растерянным лицам было ясно, что они сами не понимали, кто активировал кнопку тревоги. Это неудивительно, потому что ангар занимает площадь около десяти тысяч метров, а между боксовыми рядами можно блуждать целый день.

Но тут вдруг прямо из-за угла перед нами на пол повалилась куча тел в белых халатах. Мы тут же бросились в ее гущу.

– Держи его!

– Вот же черт, крепкий какой!

– Хватай по рукам!

– Ноги держи!

Группа ученых пыталась совладать с выбежавшим из бокса зараженным. Посреди кучи в халатах кто-то истошно вопил. Кристина кинула мне шприц с транквилизатором, которым мы вырубаем пациентов, когда хотим взять анализы. К сожалению, он действует не больше десяти минут. Зараженные отличаются небывалой скоростью регенерации тканей, а потому наркоз на них действует недолго.

Я приблизился к куче рук-ног, нашел ногу пациента в сорочке, вогнал иглу и быстро надавил на поршень. Через несколько секунд напряжение спало, и куча в халатах начала распадаться. Оказалось, что четверо ассистентов пытались снять с пятого ассистента зараженного мужчину. Кажется, в прежней жизни он был разносчиком газет.

– Гейл! Покажи! – я тут же подбежал к раненному ассистенту.

Это был рыжеволосый молодой парень в толстых круглых очках, недавно закончивший мою же альма матер по специальности вирусология. Он был очень одаренным малым, и сейчас я, как никогда, почувствовал ярость от того, что мы теряем столько талантливых людей.

Второй. Уже второй ученый пал жертвой заразы. Мое отчаяние становилось все громче.

Гейл стонал. Еще бы! Этот мужик ему запястные кости сломал.

– Черт! Какие же сильные у них челюсти! – поразился Генри, поправляя очки после драки и осматривая изувеченную руку Гейла.

– Как он вырвался? – спросил я в свою очередь.

– Он из старого бокса. Те, что из укрепленного стекла, – ответил мой друг.

– Хочешь сказать, он разбил стену бокса?! – удивилась Кристина.

– Да. Он вырвался из ремней, вывихнув себе запястья. А потом разбил стену бокса лбом.

Генри показал на деформированные кисти зараженного и огромный синяк на голове бессознательного пациента, вокруг которого столпились переводящие дух ассистенты.

– Это невозможно! Человек не может разбить столь толстое стекло! Сил не хватит! – поразилась Кристина.

– Честно сказать, сил у них не занимать. Мы едва одолели этого вчетвером!

– Впрыск адреналина? – предположил Уилл – генетик в годах, тоже участвующий в потасовке и почуявший неладное в резком увеличении физических сил пациента.

Я присел к зараженному и стал разглядывать его руки.

– Не похоже, – ответил я. – Посмотри, как развилась мускулатура.

Я указал на выпирающую плечелучевую мышцу, твердую двуглавую мышцу, выпуклые трицепсы. Если память мне не изменяет этот мужчина был достаточно худосочный. Когда его еще только привезли, я поразился тому, что обычно почтальоны – люди с подтянутой спортивной фигурой, ведь работа обязывает – а этот был откровенным хиляком. Сейчас же мой мозг спорил с моими воспоминаниями. Если бы этот парень не потерял рассудок, я бы подумал, что за время, проведенное здесь, он готовился стать тренером в каком-нибудь фитнес-клубе.