Падение башен. Нова
Шрифт:
Лео засмеялся.
— Эй, Мышонок, в последнем баре твой длинный друг слишком много выпил, я думаю.
Катин удержал равновесие.
— Я не пьян, — он поднял голову и оглядел металлическую занавесь. — Мне надо выпить в два раза больше, чтобы быть пьяным.
— Забавно. А вот я пьян, — Мышонок раскрыл футляр. — Лео, ты хотел, чтобы я поиграл. Что ты хочешь увидеть?
— Что-нибудь, Мышонок. Что-нибудь, что любишь, сыграй.
Катин снова встряхнул сеть.
— От звезды к звезде, Мышонок, представь себе, гигантская паутина раскинулась во всей обитаемой галактике. Это зеркало, в котором отражается современная
Мышонок сидел на полу, шаря по днищу футляра в поисках пропавшей рукоятки управления.
— Почему ты не напишешь о себе?
— Прекрасная идея! Но кто бы стал читать такой роман? Ты?
Мышонок нашел рукоятку и приладил ее на место.
— Не думаю, чтобы я смог прочесть такую длинную вещь, как роман.
— Но если бы сюжет был, скажем, столкновением между двумя могущественными семействами, например, между Принсом и капитаном, то ты все равно бы не захотел читать?
— Сколько записей ты уже сделал для своей книги? — Мышонок пустил по ангару пробный луч.
— Нет и десятой части того, что мне необходимо. Если даже она и обречена сразу же стать допотопной музейной реликвией, это будет искрящаяся драгоценными камнями, — он откинулся на сети, — искусная, — кольца загремели, голос его поднялся, — тщательная работа, безупречная.
— Я родился, — сказал Мышонок. — Я должен умереть. Я страдаю. Помоги мне. Я бы тогда написал тебе твою книгу вместо тебя.
Катин опустил глаза на свои длинные пальцы, слабые, но мужские. После недолгого молчания он сказал:
— Мышонок, иногда мне хочется плакать от твоих слов.
Запах тмина.
Запах миндаля.
Запах кардамона.
Падающие звуки перепутались меж собой.
Обкусанные ногти, распухшие суставы, ладони Катина подрагивали в такт осенним краскам, на цементном полу, в сети танцевала его тень.
— Эй, это ты там, — засмеялся Лео. — Ты играешь, да, Мышонок! Ты играешь!
И тень танцевала, пока ее не спугнули голоса.
— Эй, ребята, вы еще…
— …здесь? Капитан сказал нам…
— …велел найти вас. Время…
— …собираться. Идемте…
— …пора в путь!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Паж жазлов.
— Справедливость.
— Приговор.
— Туз чаш.
— Звезда. Моя взятка. Отшельник.
— К козырям легла! — засмеялся Лок. — Смерть.
— Дурак. Моя взятка.
Теперь:
— Рыцарь монет.
— Тройка монет.
— Король мечей. Моя взятка.
— Дьявол.
— Маг. Моя взятка.
Катин смотрел на потемневший шахматный столик, где Себастьян, Тай и Лео после часа воспоминаний играли в три руки в Тарот-вист.
Он не слишком хорошо знал эту игру, но они-то этого не знали и он размышлял, почему его не пригласили. Он наблюдал за игрой через плечо Себастьяна уже минут пятнадцать. Черное существо жалось к ногам хозяина, волосатые руки брали и сбрасывали карты, Катин старался свести воедино имеющиеся у него знания, чтобы вклиниться в их сферу.
Они играли так быстро…
Он поднялся.
Пошел к пандусу, на котором сидели Мышонок и Айдас, болтая ногами над бассейном, улыбнулся, сунул руку в карман и щелкнул переключателем диктофона, поставив его на запись.
Айдас в это время говорил:
— Эй, Мышонок, что если я поверну эту рукоятку?..
— Смотри! — Мышонок оттолкнул руку Айдаса от сиринкса. — Ты всех здесь ослепишь!
Айдас задумался.
— У того, который был у меня, когда я с ним баловался, не было… — голос прервался в ожидании привычного окончания фразы.
Ладонь Мышонка скользнула с дерева на металл, потом на пластик. Пальцы коснулись струн и извлекли несколько негромких нот.
— Ты ведь действительно можешь покалечить кого-нибудь, если будешь неправильно обращаться с этой вещью. Он обладает острой направленностью и количество света и звука, которое можно извлечь отсюда, достаточно для того, чтобы повредить сетчатку или порвать барабанную перепонку. Для того, чтобы получать голограммное изображение, в этой штуке используется лазер.
Айдас покачал головой.
— Я никогда не играл ни на одном так долго, чтобы понять, как он внутри…
Он протянул руку и тронул струны.
— Этот, конечно, красивый…
— Хэлло, — сказал Катин.
Мышонок что-то буркнул и положил руку на звучавшие струны.
Катин уселся по другую сторону от Мышонка и некоторое время его разглядывал.
— Я сейчас думал, — сказал он, — что в девяти случаях из десяти, когда я просто говорю «Хэлло», проходя мимо кого-нибудь, или если человек, к которому я обращаюсь, сам куда-то спешит, я провожу последующие пятнадцать секунд воспроизводя случившееся и размышляя: то ли моя улыбка была принята за проявление чрезмерной фамильярности, то ли выражение моего лица получилось слишком холодным. Я повторяю снова, дюжину раз изменяя свой тон и пытаясь экстраполировать изменения, могущие приводить в реакции другого человека…
— Эй, — Мышонок взглянул поверх сиринкса. — Не расстраивайся. Ты мне нравишься. Я просто занят сейчас, вот и все.
— О, — улыбнулся Катин. Затем его улыбка сменилась раздумьем. — Знаешь, Мышонок, я завидую капитану. Он выполняет миссию. И его страсть сводит на нет все то, что возникает вокруг него, все, что другие думают о нем.
— Я иду через все это не так, как ты думаешь, — сказал Мышонок. — Совсем не так.
— А я так, — Айдас огляделся. — Где бы я ни был, я все делаю… — он опустил свою черную голову, разглядывая пальцы.