Падение царей
Шрифт:
— Шестнадцать серебряных колец, господин. Хорошая сделка.
— Прошлым летом в Египте, — заметил Геликаон, — за шестнадцать серебряных колец можно было купить мешок таких побрякушек.
— Может быть, господин, — ответил египтянин, сощурив темные глаза, — но, поскольку теперь торговля с Египтом прервана, кто знает, сколько сейчас можно выручить за янтарь?
— Мудрые слова, — согласился Геликаон, оглядев рыночную площадь. — Теперь здесь меньше прилавков, чем, помнится, было во время моего прошлого приезда.
— Кое-кто покинул город, — сказал торговец. — Думаю, еще многие последуют их примеру. Мой брат упаковал свои товары, как только был вырыт защитный ров. Рановато, сказал бы я.
Но он всегда был робким. А теперь говорят, что будет возведена стена для защиты нижнего города. Если это правда, я отправлюсь вслед за братом.
— Интересный довод, — заметил Геликаон с улыбкой. — Ты останешься лишь до тех пор, пока нижний город будет плохо защищен?
Торговец захихикал.
— Приам — хороший царь. Но, надо сказать, он бережливо относится к своим богатствам. Если теперь он одобрил дорогостоящую постройку стены вокруг нижнего города, то лишь потому, что не может помешать микенцам прийти на эти земли. Что ж, я проходил через руины городов, разграбленных микенцами. Я не буду сидеть и ждать, чтобы увидеть такое снова.
Геликаон кивнул.
— Я вижу в твоих словах логику, но наверняка еще больше торговцев покинут город, если Приам не построит стены, чтобы их защитить?
— Да. Кто бы хотел быть царем, а?
Взгляд Геликаона привлек янтарный кулон, на котором художник изобразил богиню Артемиду с натянутым луком. Богиня напомнила ему Андромаху — как та стояла на балконе мегарона Приама, спокойно всаживая стрелы в нападающих микенцев.
Подняв украшение, Геликаон получше его рассмотрел: кулон был прекрасно вырезан.
— У тебя отменный вкус на драгоценности, господин, — сказал египтянин, немедленно снова перейдя на язык торгаша, — потому что ты выбрал гордость моей коллекции.
Он хотел продолжить, но Геликаон его перебил:
— Прежде чем ты начнешь свою речь, позволь сказать, что сегодня я не в настроении торговаться. Поэтому вот что мы сделаем. Ты назовешь свою цену. Если мне понравится цена, я немедленно ее заплачу. Если она мне не понравится, я кину эту безделушку обратно на прилавок и уйду. А теперь… Назови свою цену.
Старый торговец облизнул губы и почесал подбородок, выйдя из-за прилавка и явно глубоко задумавшись. Геликаон стоял молча, а торговец рассматривал его.
— Двадцать серебряных колец, — наконец проговорил египтянин.
— Я согласен, — с улыбкой ответил Геликаон. — Ты умный человек. Как тебя зовут?
— Тобиос.
— Ты хетт?
Торговец пожал плечами.
— Полагаю, это зависит от того, кто задает вопрос. За землю, где я родился, идет жестокий спор. Фараоны сказали бы, что я грязный хетт-пустынник, но земля эта сейчас находится под властью императора Хаттусилиса, хетта. Следовательно, теперь я считаюсь грязным египтянином-пустынником. Жизнь моего народа всегда была сложной.
Геликаон улыбнулся.
— Такие сложности помогают оттачивать ум.
С этими словами он отсчитал двадцать серебряных колец и положил на прилавок.
— Если ты решишь остаться в городе, Тобиос, приходи повидаться со мной в Доме каменных лошадей. Я Геликаон из Дардании, и мне всегда нужны здравомыслящие люди.
Тобиос склонил голову и прикоснулся к сердцу на хеттский лад.
Геликаон отправился дальше, держа в руке янтарный кулон. Цена была высока. Торговец посмотрел на его одежды, оценивая по их качеству богатство того, кто их носил. Белая туника была выполнена в египетском стиле, соткана их тончайших нитей. Пояс украшали золотые листья. Даже сандалии Геликаона были сделаны из крокодиловой кожи, расписанной золотом. Если бы он не нарядился для встречи с царем Приамом, он бы носил старую удобную одежду и купил бы кулон за две трети заплаченной цены.
Шагая по узким улицам и открытым площадям, он добрался до громадных Скейских ворот с их шестью каменными стражами, и пошел через верхний город с его дворцами, садами и аллеями. На всем здесь лежал отпечаток богатства. Женщины носили тяжелые ожерелья, браслеты и серьги, и даже мужчины щеголяли дорогими кручеными ожерельями или браслетами.
Знатным людям, надеющимся увидеть царя, было позволено ожидать в садах, а не в переполненном мегароне. Сюда проводили и Геликаона. Воздух был прохладным, и в саду было расставлено несколько жаровен, полных горящих углей.
Геликаон осмотрелся, кивая в знак приветствия знакомым. Потом повернулся — и внутри у него все сжалось. Всего в нескольких шагах от него стояла Андромаха в накинутом на плечи плаще ржавого цвета, солнечные отблески играли на ее золотисто-рыжих волосах. Длинное желтое одеянье сияло, как летнее солнце.
У Геликаона пересохло во рту, он почувствовал неловкость и тревогу.
Андромаха шагнула к нему.
— Мне было так жаль, когда я услышала о смерти Халисии, — сказала она. — Хотя у меня полегчало на душе, когда я узнала, как она умерла. Думаю, боги будут лелеять ее.
— Может быть. Но при жизни она заслуживала лучшего, — ответил Геликаон. — От жизни и от меня. Однако люди обожали ее, и, думается, о ней не забудут.
— Как мальчик?
— Декс храбрый, но теперь он напуган. Прошлой ночью ему приснился кошмар, и он прибежал ко мне в комнату. Он спал, приткнувшись у меня под боком. Ребенок не должен видеть, как умирает его мать.
— Но когда он подрастет, — мягко проговорила Андромаха, — он будет знать, что она любила его — так сильно, что хотела отдать за него жизнь. Это поддержит его.
Андромаха увидела, как красивое лицо Геликаона смягчилось, как он улыбнулся печальной улыбкой, вспомнила, что Геликаон тоже наблюдал, как умирает его мать, и захотела податься вперед и обнять его. Но Андромаха сдержалась и вежливо сказала:
— Надеюсь, ты приведешь сына к нам в гости, пока ты в Трое.
— Мне бы этого хотелось, Андромаха.
Когда Геликаон произнес ее имя, она почувствовала, что краснеет, и внезапно проговорила:
— Я здесь для того, чтобы увидеть царя.