Падение царей
Шрифт:
Шагнув вперед, Геликаон обнял Гектора. Тот поцеловал его в щеку, отодвинулся и снова повернулся к отцу. Но Приам не смотрел в его сторону. Вместо этого он жадно взирал на Андромаху. Не попрощавшись с женой и отцом, Гектор вышел из комнаты.
За порогом он помедлил, прислонившись к стене, чувствуя холод камня, к которому прильнул лбом. В голове была лихорадочная сумятица, на сердце — тоска.
Во время кампании во Фракии единственное, о чем он мог думать, — это о возвращении домой, в Трою, к женщине, которую обожал. Он знал, что Андромаха любит другого, что Астианакс — сын Геликаона. Однако когда Гектор был с женой и мальчиком, он мог выбросить эти пагубные истины из головы. Он никогда не размышлял, каково ему придется, когда Геликаон тоже окажется в Трое, хотя знал, что сердце Андромахи принадлежит Золотому, а не ему, знал, что ребенок, который зовет его папой, на самом деле сын другого человека.
Гектор всю юность пытался быть непохожим на своего отца, обращаясь с мужчинами с уважением, а с женщинами — с добротой и учтивостью. Когда Андромаха сказала ему, что беременна сыном Геликаона, он смирился с этим, понимая, что сам не может подарить ей сына. Но тогда он не знал ее; они только-только познакомились. За прошедшие годы Гектор глубоко ее полюбил, она же думала о нем как о брате, как о хорошем друге. Он никогда не показывал ей, как сильно это ранит его… До сегодняшнего дня, когда она так беспечно заговорила о том, чтобы привести во дворец сына Геликаона, Декса. А теперь она должна отплыть со своим любовником в долгое морское путешествие, во время которого они все время будут вместе.
Ни разу за всю свою жизнь Гектору так сильно не хотелось вернуться на войну, чтобы сражаться и убивать. В это мгновение война и возможная гибель казались ему удивительно простыми. Это жизнь была сложна.
Он поднял глаза. По коридору к нему шли его братья Диос и Парис, приглушенно разговаривая друг с другом. При виде Гектора лицо Диоса просветлело; потом Гектора увидел и Парис. Несмотря на лежавшую на сердце печаль, Гектор не мог удержаться от улыбки, увидев, что Парис носит нагрудник и держит под мышкой бронзовый шлем.
«Никто не мог бы выглядеть в таком облачении более нелепо», — подумал Гектор.
Парис всегда был неуклюжим, неловким в движениях и в наряде воина выглядел почти комично. Диос не носил доспехов, на нем была лишь белая туника и зеленый, как листья, плащ.
— Ну, что вы там без нас решили, брат? — спросил Диос, перестав улыбаться.
— Ничего, о чем тебе стоит беспокоиться, Диос. Мы говорили только о предстоящем путешествии Геликаона на запад.
Парис шагнул вперед и сердито уставился брату в глаза.
— Вы не пошлете Елену обратно в Спарту, — сказал он.
— А почему мы должны туда ее посылать? — удивленно спросил Гектор.
— Думаешь, я идиот? Это то, чего требует Агамемнон. Это то, из-за чего началась дурацкая война!
Гектор вздохнул.
— Я не думаю, что ты идиот, Парис. Но сейчас ты не дал себе труда подумать. Требование вернуть Елену было простым предлогом. Агамемнону она не нужна, и он знал, когда выдвигал свое требование, что отцу придется ему отказать.
— Это я знаю! — огрызнулся Парис. — Но это не меняет дела: Агамемнон воспользовался отказом отца, чтобы собрать союзников. Значит, если бы на его требование согласились, это ослабило бы микенский союз. Разве не так?
Гектор покачал головой.
— Сейчас уже не так, Парис. Если бы мы согласились с самого начала, тогда, возможно, наши враги не были бы столь многочисленными. Но сейчас все обстоит по-другому, брат. Царь уже мертв, и царица убита. Эта война будет вестись до последней капли крови. Никто не отступит. Либо падут Микены, либо падет Золотой Город.
— Значит, они придут сюда? — спросил Диос. — Мы не можем их остановить?
— Они придут — с севера, с юга, с моря. Агамемнон, Менелай, Ахилл, Одиссей… — голос Гектора на мгновение прервался. — И все мелкие царьки, главари разбойничьих шаек, наемники, ищущие поживы.
— Но ты будешь здесь и разобьешь их, — сказал Диос.
— Если на то будет воля богов, Диос, я буду здесь. Как и вы, мои братья.
Диос открыто рассмеялся и хлопнул Париса по спине.
— Ты слышал, Парис? Ты станешь героем!
Взяв у Париса шлем, Диос нахлобучил его брату на голову. Шлем был слишком велик и сполз тому на глаза.
— Похоже, великий Геракл вернулся из Элизиума!
Парис стащил шлем и бросил им в Диоса, но тот увернулся. Шлем ударился о стену и зазвенел на полу. Парис кинулся на Диоса и схватил его за тунику. Диос покачнулся, оба упали. Диос попытался встать, но Парис ухватил его за лодыжку и потянул обратно.
Гектор улыбнулся, вспомнив детство. Диос и Парис всегда были близкими друзьями. Они представляли собой странную пару: Диос, непослушный и своенравный, и Парис, тихий и ученый.
Внезапно прогремел голос Приама:
— Что, во имя Аида, тут происходит?!
Два брата перестали бороться и вскочили. Приам с раскрасневшимся от гнева лицом подошел и сердито уставился на них.
— Клянусь яйцами Ареса, вы что, идиоты? — закричал он. — Сыновья Приама не ссорятся, как дети!
— Прости, отец, — сказал Парис. — Это я виноват.
— Думаешь, мне интересно, кто из вас виноват? Убирайтесь с глаз моих, вы, оба!
Он показал на помятый бронзовый шлем.
— Чей он?
— Мой, отец, — ответил Парис.
Приам подцепил ногой шлем и ловко подбросил его вверх, послав в сторону Париса. Юноша нерешительно протянул руки, и шлем ударил его по пальцам. С криком боли он отпрыгнул назад, а шлем снова запрыгал по полу.
— Я, должно быть, был болен лихорадкой, когда тебя породил, — язвительно усмехнулся Приам, повернулся и зашагал обратно в Янтарную Комнату.
Оскорбление эхом отдалось в коридоре; Парис остался стоять с пришибленным видом.
Гектор подобрал шлем и протянул ему.
— У отца сейчас много забот, брат, — сказал Гектор.
— Может быть, — безрадостно отозвался Парис. — Но разве он когда-нибудь упускал возможность унизить своих сыновей?
Диос шагнул вперед и обнял младшего брата за плечи.
— Не относись к этому так серьезно, Парис, — посоветовал он. — Приам старый и все чаще болеет. Если повезет, мы с тобой проживем достаточно долго, чтобы помочиться на его погребальный костер.