Падение царей
Шрифт:
— Наемные убийцы! — снова закричал Тобиос. — Держите их!
Еще один торговец подбежал сзади к раненому и ударил его дубинкой. Тот упал ничком, потеряв сознание.
Стоя над телом Диоса, Плотей пораженно посмотрел в глаза Тобиоса и покачал головой.
— Я не хотел этого, — заплакал Плотей. — Клянусь всеми богами, Тобиос, у меня не было выбора!
— Ты, червь! — сердито крикнул кто-то в толпе.
Тобиос узнал в кричавшем торговца Актония. Ринувшись вперед, тот вонзил кинжал глубоко в шею Плотея. Кровь хлынула из раны, и Плотей рухнул лицом на камни.
Тобиос встал на колени рядом с Диосом. Глаза царевича были открытыми, но незрячими. Ножевые раны на лице и шее больше не кровоточили. Человек, который убил Плотея, тоже встал на колени рядом с телом. Тобиос посмотрел в темные глаза Актония.
— Я думал, такой знаменитый боец будет сражаться лучше, — заметил Актоний, глядя на труп.
— Знаменитый боец?
— А разве кто-то не сказал, что это был ужасный Геликаон?
— Люди ошиблись. Это Деифобос, сын Приама.
Поднявшись на ноги, Тобиос вернулся к своему прилавку. Парис все еще стоял там с отвисшей челюстью, с глазами, полными слез.
— Он мертв, да? — прошептал он.
— Человек, которого столько раз ударяют кинжалом, обычно умирает.
Парис застонал.
— Он звал меня, а я не подошел. Я не мог сдвинуться с места, Тобиос.
— Так подойти к нему сейчас, — негромко проговорил Тобиос. — Сыну царя негоже лежать в одиночестве в пыли на рыночной площади.
Но Парис, казалось, прирос к месту.
— Ох, Тобиос, я его подвел. Он был моим самым лучшим другом, а когда я был ему нужен, я ничего не сделал.
Тобиос сдержался и постарался скрыть свое отвращение. Парис был бесхребетным человеком, но хорошим покупателем. Торговцы недолго остаются при деле, если отваживают таких клиентов.
Тут Тобиос увидел, что молодой человек смотрит на него умоляюще. Тобиос вздохнул. Он знал, что нужно царевичу. То, что нужно всем трусам.
— Ты ничего не смог бы поделать, повелитель, — сказал торговец, постаравшись вложить в эту ложь столько искренности, сколько смог. — Первые удары уже были смертельными. Ринувшись туда, ты бы рисковал впустую погибнуть сам. Ты действовал мудро.
Парис покачал головой, но ничего не сказал.
Слишком поздно на рынке появилась группа воинов. Они подняли тело Диоса и понесли к Скейским воротам. Тобиос огляделся в поисках Актония, но тот исчез.
«Как странно, — подумал Тобиос. — Приам наверняка вознаградил бы человека, прикончившего убийцу одного из его сыновей».
Оставив Приама и Геликаона погруженными в беседу в Янтарной Комнате, Андромаха прошла в мегарон и там, в толпе, заметила Антифона. Его трудно было не заметить: он все еще был самым крупным человеком в Трое, хотя теперь большая часть его веса приходилась на мышцы. Когда-то он наслаждался почти геракловскими трапезами, но теперь прославился своими суровыми тренировками. Андромахе очень нравился Антифон, но она была не в настроении для праздной беседы.
— Ты не видел Гектора? — быстро спросила она.
— Видел несколько мгновений назад. Он покинул дворец.
Антифон наклонился к ней и прошептал:
— У тебя обеспокоенный вид, дорогая.
— У меня был трудный день, — ответила Андромаха.
— Теперь так много трудных дней… Гектор тоже выглядел удрученным. Между вами все хорошо?
Андромаха помедлила, прежде чем ответить, а когда все же заговорила, ей самой показались неискренними ее слова:
— Между нами любовь, Антифон. Поэтому в конце концов все будет хорошо. Я должна в это верить.
— Он тебя обожает. Поэтому, надеюсь, ты права.
Андромаха посмотрела в глаза великана и поняла, что тот хочет сказать еще что-то, но их беседу прервало появление царского сына и советника, Полита. Сутулый и лысый, Полит, казалось, каждый год старился на четыре. Лицо его было бледным, глаза обведены темными кругами, уголки рта вечно опущены.
— Нам нужно поговорить, Антифон, — сказал он.
— Ты забыл о манерах, брат, — заметила Андромаха.
Только теперь Полит заметил ее, и его усталое лицо окрасилось смущенным румянцем.
— Прости, сестра, — сказал он. — Пожалуйста, прости меня.
— Не надо извиняться, Полит. Ты явно больше нуждаешься в компании Антифона, чем я. Поэтому я покину вас обоих и дам вам поговорить.
Андромаха оставила мегарон и в сопровождении двух телохранителей отправилась обратно во дворец Гектора.
Как только она оказалась на улице, ее снова одолели мрачные думы. Она понимала, чего боится Гектор. С самого начала они были друг с другом честны, поэтому Гектор знал, что она любит Геликаона. Теперь же мысль о том, что жена поплывет через Зеленое море с его другом, могла поселиться в голове Гектора, как червяк в яблоке.
Андромаха остановилась у колодца; ее охватило смятение. Один из телохранителей, решив, что она хочет пить, вытянул ведро. Андромаха поблагодарила его и отхлебнула воды из деревянного черпака.
Внезапно она вспомнила о Каллиопе. Милая, жестоко обиженная жизнью, храбрая Каллиопа! Андромахе вспомнились подлые убийцы, горящее поместье и Каллиопа, которая, стоя во весь рост на склоне холма, выпускала стрелы в наемных убийц. Слезы навернулись на глаза Андромахи, она постаралась удержать в памяти только этот героический образ, но не смогла: холодная реальность снова заставила ее увидеть черную стрелу, вонзившуюся в Каллиопу.
А теперь все, что осталось от ее любимой, — это несколько костей, которые Андромаха собрала из пепла погребального костра. Кости хранились в ларце из эбенового дерева, окованного серебром, под окном в ее спальне.
Андромаха мечтала вернуть кости на Благословенный остров и похоронить их в тамарисковой роще рядом с храмом Артемиды. Но Верховная жрица собиралась швырнуть кости Каллиопы в яму и заставить ее душу вечно служить Минотавру.
— Ты хорошо себя чувствуешь, госпожа? — спросил Эфений, младший из ее телохранителей. — Ты очень бледна.