Падение Царьграда
Шрифт:
Часть вторая
КНЯЗЬ ИНДИИ
I
ГОНЕЦ ИЗ ЧИПАНГО
Пятьдесят три года спустя после таинственного посещения незнакомцем гробницы царя Хирама, именно 15 мая 1448 года, в лавку одного из константинопольских рынков вошёл какой-то человек и подал письмо хозяину-еврею. Тот взял полотняный конверт, но прежде чем распечатать его, пристально посмотрел на гонца.
Хотя уже в те времена в Константинополе, многонациональном городе, встречались всякого рода люди, гонец невольно обратил на себя внимание своей необычайной внешностью. Лавочник видал представителей всех известных национальностей, но никогда глаза его не останавливались на такой странной личности, с необыкновенно розовым цветом лица, косыми глазами и в шёлковой коричневой ткани, покрывавшей всё тело с ног до головы. Висевший на спине мешок из той же ткани был вышит пёстрыми цветами, на ногах виднелись такие же богато вышитые туфли, а над обнажённой головой он держал зонтик из бамбука и блестящие выкрашенной бумаги.
Слишком хорошо воспитанный, чтобы продолжать безмолвный осмотр гонца с головы до ног или чтобы удовлетворить своё любопытство расспросами, еврей распечатал письмо и углубился в его чтение. Между тем его соседи, менее деликатные, окружили пришельца и вволю глазели на него, что, по-видимому, нисколько не тревожило этого странного человека.
Письмо, находившееся в конверте, ещё более смутило еврея. Бумага поражала своей тонкостью, мягкостью и полупрозрачностью. Он никогда не видал ничего подобного.
Однако писано письмо было по-гречески. Прежде всего внимание еврея обратилось на число и адрес, выставленные сверху, и потом, уступая своему любопытству, он, не читая письма, взглянул на подпись. Её вовсе не было, а вместо неё стояла восковая печать с изображением Распятия.
При виде этой печати глаза еврея широко раскрылись, и он тяжело перевёл дыхание от удивления и страха. Усевшись на скамейку и совершенно забыв гонца, а также окружающую его толпу, он углубился в чтение.
«Остров во внешнем море. На дальнем востоке.
15 мая 1447 года.
Уель, сын Падая.
Мир тебе и всем твоим.
Если ты свято сохранил наследие твоих предков, то ты найдёшь где-нибудь в твоём доме дубликат моей печати, но только из золота. Я знал твоего отца, деда и стольких твоих предков, что, быть может, неблагоразумно об этом напоминать. Я любил их всех, потому что они составляли род, чтивший Господа Бога Израилева и не признававший другого Бога. К этому я прибавлю, что качество людей, как качество растений, переходит из поколения в поколение, и хотя я никогда не видел тебя, не слыхал твоего голоса и не дотрагивался до твоей руки, но я знаю тебя и верю тебе. Сын твоего отца не скажет никому, что он получил от меня письмо или что я существую на свете, а так как твой отец радостно исполнил бы мою просьбу, так и ты, его сын, удовлетворишь моему желанию. Отказ в этом был бы первым шагом к предательству.
Высказав тебе это, о сын Иадая, я свободно и без страха приступлю к делу. Во-первых, я уже пятьдесят лет нахожусь на острове, имени которого ты не знаешь и который я потому назвал островом на внешнем море, на дальнем Востоке.
Люди здесь добрые, расположенные к чужестранцам и живут просто, в любви между собой. Хотя они никогда не слыхали о Христе, но, по правде сказать, они лучше исполняют его учение, чем христиане, среди которых ты живёшь. Несмотря на это, мне надоело жить с ними, и, конечно, в этом я более виноват, чем они. Желание перемены — всеобщий закон, и только Бог один и тот же был, есть и будет вчера, сегодня и завтра, из века в век. Поэтому я решился ещё раз посетить страну наших отцов — Иерусалим, о котором я всё ещё проливаю слёзы. Во времена его славы он был более чем прекрасен, а в развалинах он более чем свят.
Знай же, о сын Иадая, что во исполнение моего намерения я посылаю к тебе слугу моего, Сиама, который передаст тебе это послание. Когда ты получишь его, то обрати прежде всего внимание, будет ли это 15 мая, так как я назначил ему ровно год на путешествие, которое ему придётся сделать более морем, чем землёй. Я следую за ним, но останавливаюсь по дороге на неопределённое время, так как мне необходимо перебраться из Индии в Мекку, а оттуда в Кашкуш и наконец по Нилу в Каир. Но всё-таки я надеюсь лично приветствовать тебя спустя шесть месяцев после прибытия к тебе Сиамы.
Я снова хочу поселиться в Константинополе, и для этого мне надо иметь свой дом. Сиаме поручено купить его. Уже давно караван-сарай потерял для меня свою прелесть, и гораздо приятнее знать, что тебя ожидает собственное жилище. В этом деле ты можешь оказать мне услугу, за которую я буду тебе благодарен и щедро тебя вознагражу. Мой слуга ничего не знает о твоём городе, а потому я прошу тебя: помоги ему купить дом, заключить акт продажи и устроить всё хозяйство. Но помни, что я хочу жить удобно, но просто и небогато, так как, увы, ещё не пришло то время, когда сыны Израилевы будут иметь возможность жить на свободе среди христианского мира.
Ты увидишь, что Сиама толковый и благоразумный человек, старше, чем он кажется, и готовый преданно служить тебе ради меня. Но знай, что он немой и глухой; впрочем, ты можешь говорить ему по-гречески, но непременно стоя лицом к нему, и тогда он поймёт тебя по движению губ, а отвечать будет знаками.
Наконец, не бойся взять на себя это поручение ввиду денежных затруднений. У Сиамы денег более чем нужно, а потому ему приказано не делать долгов.
Окончу это послание надеждой, что ты окажешь ему во всём помощь и позволишь мне, по моём прибытии, быть тебе отцом и во всём помощью, но отнюдь не бременем.
Ещё раз, о сын Иадая, тебе и твоим мир».
Окончив чтение, сын Иадая опустил руки на колени и глубоко задумался. От кого и откуда он получил это странное послание? Если оно было писано на острове внешнего моря и на дальнем Востоке, то, значит, тот, кто его писал, находился тогда на восточной оконечности земли, где бы эта оконечность ни была. Но кто он был? Зачем попал туда, зачем возвращался сюда?
Неожиданно лавочник вздрогнул. Он вспомнил, что в шкафу, находившемся в стене дома, две полки были отведены для предметов, оставшихся ему по наследству от предков: на верхней лежала Тора, находившаяся в семье с незапамятных времён, а на нижней помещались металлические и роговые сосуды, старые филактерии, амулеты и многочисленные другие предметы, которых он сам не мог в точности пересчитать. В числе их, он теперь хорошо припоминал, был золотой медальон, но он забыл, что на нём было изображено. Отец и дед очень дорожили медальоном и рассказывали историю, которая запечатлелась в памяти.