Падение царского режима. Том 5
Шрифт:
Штюрмер. — Нет. События, которые предшествовали открытию Думы, съезд московский и председателей губернских земских управ, они до такой степени определили уже профиль ближайшего будущего, что, разумеется, всякие опасения должны были быть приняты во внимание. В виду этого было подготовлено и то и другое. Слава богу, и то и другое не было принято.
Председатель. — Вы извольте отвечать на тот вопрос, который я вам поставил. Я поставил вам вопрос: считали ли вы себя в праве избрать момент роспуска
Штюрмер. — Я считал возможным поставить дело на эту почву, потому что обстоятельства шли таким быстрым темпом, таким нежелательным, с моей точки зрения, опасным для существующего порядка, что я не знал, в какую минуту являлась необходимость применить это, потому я вперед приготовил. В вопросе о роспуске Думы я высказал свое…
Председатель. — Ваше… на словах, а на деле было другое. Какие же преграды стояли между вами и царем, что вы, председатель совета министров, не могли оставить у царя эту власть прерывать занятия Государственной Думы? Какие преграды стояли? Что вам мешало в каждую данную минуту? Может быть, вы находите возможным распустить Думу, а царь не находит нужным?
Штюрмер. — Для этого нужно было бы сноситься путем телеграмм, так как царь не жил в Царском Селе или в Петрограде. Надо было ехать в ставку и докладывать. Нужно было сноситься путем телеграфным.
Председатель. — Да, да. Это потребовало бы 5 минут времени по прямому проводу. Как известно, был прямой провод между Петроградом и ставкой.
Штюрмер. — Нет, у меня были примеры такие, что, несмотря на телеграф, нужно было ехать и докладывать. Это не обеспечивало.
Председатель. — Что же Дума, законодательные учреждения такой враг внутренний, для устранения которого нужно было требовать моментальных распоряжений?
Штюрмер. — Впечатление производилось очень серьезное.
Председатель. — Я вас не понимаю. Я спрашиваю, как могли вы, председатель совета министров, позволить себе эти самые бланки брать?
Штюрмер. — Вот я не знаю, что вы хотите этим сказать, — как я мог позволить себе брать. Почему не брать?
Председатель. — Потому, что это право принадлежит царю, а не вам. Председатель совета министров должен поступать по закону, а не против закона.
Штюрмер. — Это не есть беззаконие, когда акт вручается государю вперед и когда он дает полномочие.
Председатель. — Вы думаете, есть такой закон в составе основных законов российского государства, прошлой российской империи, который позволяет российскому императору отчуждать частичку своих прав председателю совета министров?
Штюрмер. — Я говорю о той главе, которая касается прав председателя
Председатель. — Совершенно верно. Царю принадлежало право роспуска законодательных учреждений, а царь предоставляет это право вам. Он безответствен по действовавшему закону, а вы ответственны.
Штюрмер. — Я ответствен перед ним.
Председатель. — Да, и перед законом, я надеюсь. Вы помните, что на том докладе, который я позволил себе вам огласить, государь, бывший император написал: «Надеюсь, что только крайность заставит прибегнуть к роспуску Государственной Думы».
Штюрмер. — Да, это я помню. На это я указал Трепову, когда он приехал ко мне на одну минуту.
Председатель. — Вот, что теперь вы пишете царю: 3 ноября вы извещаете его, что указы о роспуске Государственной Думы — о прекращении занятий получены вами 2 ноября. Таким образом вы можете все сделать. Можете прервать занятия Думы, можете распустить. Вам дана власть монарха в этой части.
Штюрмер. — Отдельные министры говорили. Я полагал также, что правильнее было бы, чтобы обвиняли данных министров по данному делу.
Председатель. — Так думали вы, что правильно, а Дума думала иначе. За что же ее распускать? За то, что она не согласна в способе критики. Это вас надо было распустить, — правительство, а не ее.
Штюрмер. — Очевидно, правительство шло на этот роспуск. Только обращаю внимание, что никаких угроз, никаких мер с моей стороны принято не было. Я совершенно откровенно излагал все то, что делалось. Я ошибался в своем мнении, в том, что думал, но я шел откровенно.
Председатель. — Вы говорите, что отдельные указания были неправильны, т.-е. вы не имели возможности ответить, не ставили вам отдельных указаний, отдельных возражений. Вот вам ставили, вас обвиняли в освобождении от заключения ген. Сухомлинова. Вот вам конкретное обвинение.
Штюрмер. — Этого никогда не было. Я никакого отношения к генералу Сухомлинову не имел.
Председатель. — Ни к его заключению ни к его освобождению?
Штюрмер. — Отношения личного никакого. Была переписка. В то время, когда я был назначен министром, Сухомлинов мне прислал записку. Она тут в делах осталась. Но отношения к его освобождению я не имел. Я помню только одно, что я говорил с министром юстиции, который мне объяснил, почему он должен быть арестован. Он, кажется, сначала был арестован, потом освобожден, потом опять арестован.
Председатель. — Не сосредоточились ли около вас усилия друзей Сухомлинова к смягчению его участи, к ликвидации его дела?