Падение царского режима. Том 7
Шрифт:
Председатель. – Здесь есть два момента. Первый – возможность пересмотра дела и выяснение, не пострадают ли невинные. По этому пути шла ваша мысль, и тут люди, которых вы считали более компетентными, вас успокоили…
Коковцов. – Путь, избранный советом, – предоставить дело рассмотрению суда.
Председатель. – Но здесь есть второй момент – закономерность действий министерства внутренних дел и в частности департамента полиции.
Коковцов. –
Председатель. – Но не приходило ли вам в голову довести до конца эту линию и на этом ярком случае совершенно прервать незакономерные действия департамента полиции?
Коковцов. – Прервать не было возможности. Для всех, кто был одного со мной мнения, являлось очевидным, что из этого ничего бы не вышло. Добиться вывести на свет божий деятельность чинов департамента полиции и жандармского управления было бы бесцельно.
Председатель. – Т.-е. в каком смысле?
Коковцов. – В том смысле, что докладывать могли три лица: или председатель совета министров, или министр внутренних дел, или министр юстиции. Министр юстиции, конечно, доложил бы дело в смысле прекращения, министр внутренних дел – тем более. Председатель совета министров мог бы поступить иначе, но вызвал бы только новые указания на то, что создает дальнейшее вмешательство и колебание власти.
Председатель. – Почему вы думаете, что министр юстиции и министр внутренних дел доложили бы дело в отрицательном смысле?
Коковцов. – По общему направлению их деятельности.
Председатель. – Т.-е. в силу существовавшей тогда по ведомству юстиции и министерству внутренних дел политики?
Коковцов. – В силу общего направления. Нужно иметь в виду, что министром внутренних дел был Маклаков.
Иванов. – Один раз рассматривалось это дело?
Коковцов. – Да, один раз.
Иванов. – Т.-е. после того, как государь утвердил это предположение?
Коковцов. – Нет, это рассматривалось без журнала.
Иванов. – Это не было доложено?
Коковцов. – Нет, это получило направление в чисто законном порядке. Лично я не докладывал.
Председатель. – Вам неизвестно отношение б. императора к этому процессу?
Коковцов. – Нет, никогда не слышал.
Председатель. – Опять приходится возвратиться к вопросу о Бродском. Ведь Бродский был вторым агентом полиции? Это обстоятельство всплыло в связи с Шорниковой?
Коковцов. – Нет, во время обсуждения дела в совете министров фамилия Бродского не упоминалась. Она всплыла отдельно, когда Щегловитов прочитал два письма, полученные им от Бродского.
Председатель. – Вы не изволите припомнить, вместе эти два письма читались или только одно? Если одно, то когда?
Коковцов. – Трудно сказать. Мне, как человеку очень не молодому, приходится припоминать в связи с внешней обстановкой. Письмо Бродского читалось не во время лета, потому что я отлично помню, что оно читалось в зале министерства финансов. Вероятнее всего, это был или август, или начало сентября; так что, вероятно, после дела Шорниковой.
Председатель.– Дело это передали для ликвидации в судебные места, причем для вас этот путь представлялся, повидимому, путем нормальным. Тогда министр юстиции намечал конец этой ликвидации, т.-е. будет ли суд по существу, – кончится ли он оправданием или обвинением, – или даже и суда по существу не будет?
Коковцов. – Совет министров согласился с тем, чтобы дать делу законный ход и не влиять. Какой результат из этого бы проистек, совет министров совершенно не предусматривал.
Председатель. – До сведения вашего не было доведено потому, что путь вручения некоторой денежной суммы, в сущности, был осуществлен, т.-е. что известная денежная сумма была вручена?
Коковцов. – Этого до моего сведения доведено не было. Я удостоверяю, что никто ко мне ни за какими деньгами для этого не обращался. Вероятно, если они выдали, то выдали из тех сумм, которыми располагали.
Председатель. – Владимир Николаевич, постарайтесь припомнить, как делал доклад министр юстиции совету министров, оглашая письмо Бродского. Почему нужно было об этом говорить совету, и как относился он к содержанию этого письма?
Коковцов. – Он сообщил это, как эпизод, желая поделиться с советом министров оригинальным письмом, которое получил, кажется, из заграницы, с предложением гласного суда и заявлением о том, что в этом деле Бродский не играл вовсе той роли, которую ему приписывают. Так что это был доклад совету министров о том, что такое-то письмо получил министр юстиции, о чем и доводит до сведения. Больше ничего.
Председатель. – Вы не припомните, вопрос о предании суду Шорниковой, – этом естественном течении процесса, – голосовался в совете министров?
Коковцов. – Он возражений не вызвал никаких. Например, мне помнится, по этому делу, когда кончилось заседание, министр народного просвещения, которым был такой резкий человек, как Кассо, поднимается со своего кресла и говорит: «Когда началось это дело, я не думал, что мы найдем такой законный и благополучный исход». Тогда голосования не было, и я считаю его принятым единогласно.
Председатель. – Как вы формулируете: что так взволновало совет министров, что заставило вас и других так беспокоиться и, в частности, побудило вас вызвать министра юстиции из его летнего отпуска?